Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 108
— Что же мне теперь с ним делать, а?! Чтобы с «ерша» так повело, это ж надо! Что же делать?! Меня ж порвут за этот детсад!
Очнулся Кирьян на своей койке в общежитии. И первое, что увидел перед собой — бледное, озабоченное лицо Федора. А потом пришла невыносимая боль, ударив в голову расплавленным чугуном, ломота в теле и — неудержимый приступ рвоты. Единственным чувством, пробудившимся в нем — было чувство вялого удивления, когда перед ним возник тазик, поднесенный заботливо, вовремя и умело, и он, выворотив из себя какую-то тухлую кислую гадость, откинулся на подушку, покрываясь крупным холодным потом и впадая в забвение — страшное, как предчувствие смерти, но необходимое и освобождающее от страдания.
Следующим утром — исхудалый и бледный, он едва поднялся с постели. Увидел Федора, понурившись сидевшего поодаль на табурете. Прошептал:
— Спасибо тебе…
— Эх, ты…
— А знаешь, — сказал он, не вдумываясь в то, что говорит, но убежденный в правоте и серьезности всего им произносимого: — Нет худа без добра, права народная присказка… Я, Федя, тебе обещаю: больше к спиртному не прикоснусь. И к табаку этому поганому… В общаге-то меня кто видел, красавца такого?
Тот качнул головой:
— Не, те дядьки тебя сюда ловко приволокли… Только зря ты с такой нелюдью водишься…
Что ответить, Кирьян не нашелся, лишь вздохнул тяжко.
А через три дня в общежитии к всеобщему изумлению появился Арсений. Помятый, исхудалый, дерганый, с нервным блеском во впавших глазах, но, как всегда, напористый и неунывающий.
После разговора с директором поднялся в комнату, сердечно улыбаясь Кирьяну и Федору, поведал хвастливо:
— Хрен они меня раскололи, сволочи въедливые, кровососы настырные! Не дался, несмотря на весь их садизм! — Он бесстыдно стянул с себя штаны с трусами и вывернулся всем корпусом, задрав рубаху и демонстрируя синие звезды от милицейских пряжек на ягодицах и отощавших ляжках. — Во, чего творили, фашисты! И противогазом мучили, чуть копыта не откинул… А тебе, — обернулся к Кирьяну, — благодарность моя бесконечная, друг ты настоящий, не фуфель из очка жидкого… На та-аких людей меня вывел, на та-аких! Теперь мне ничего не страшно в житухе этой!
Кирьян сподобился лишь на снисходительный вздох. Заблудительная глупость Арсения, першая из него, как перезрелое тесто, была столь убежденной и выспренной, что укоротить ее могли не благие слова, а только жизнь. И, увы, как понимал Кирьян, по ковровой дорожке этой глупости тот в свою дурную жизнь и покатится… И веяло от этого непреклонностью судьбы и рока…
— Слышь, — доверительно наклонился к нему Арсений, — обкашлять нам с тобой одну закавыку надо…
— В порядке твоя закавыка…
— Ну, так я и не сомневался… — И, отойдя к окну, засунув руки в карманы, сначала вглядевшись мечтательно в белесое небо, а после вновь обернувшись к Кирьяну, прибавил насмешливо и с одобрением:
— А сеструха моя того… Врезалась в тебя. Правильный ты, говорит… В пример ставила. Ждет, вроде… А тебе она как?
Кирьян отвел взгляд в сторону. Что ответить, не знал.
— Эх, ты — пень! — укоризненно воскликнул Арсений, оседлав подоконник. — Развивай обороты! Дело горячее! Глядишь, сродственниками станем… Только… — Перекривил рот сурово. — Чтоб без ерунды всякой. Казню — без жалости. Честь по чести, чтоб…
— Тьфу, ты, — фыркнул Федор смешливо.
— Чего?! — возмутился Арсений.
— Праведник с мешком грехов на горбу, — отозвался тот. — Если что-то и есть в твоей голове, так это — хвастливый язык!
— Что же, я не против критики… — нахмурился Арсений. — Но — хорош, а?!. Мне и без вас от сеструхи перепадает! Директор еще…
— Коли она тебя невзлюбила, значит, знает толк в людях, — заметил Кирьян.
— Ну… это — да, — почесав лоб, легко согласился вернувшийся на свободу негодяй, шмыгнув носом.
ГАНГСТЕРЫ НЬЮ-ЙОРКА
Худой Билл — владелец небольшого автосервиса, куда Серегин устроился на работу в качестве подсобного рабочего, никоим образом не производил впечатления опасного парня, каким его обозначил Джон. Напротив, он выглядел флегматичным скромнягой: корректный, деликатный, даже застенчивый, рассеянно и спокойно оглядывающий пространство окружающего его мира. Серегин, до сей поры сталкивавшийся лишь с российскими бандитами — существами наглыми, открыто источающими угрозу и презрение к окружающим, никак не мог соотнести устоявшиеся в его сознании стереотипы с личностью своего нового шефа. Билл, конечно, грешил махинациями со страховками, угонами и даже кражами фур с товаром, но то были преступления мирного характера, не связанные ни с насилием, ни с кровью. Вскоре, впрочем, Серегин убедился, что, в отличие от всякого рода криминального сброда, выставляющего напоказ свою уголовную суть, тихоня Худой Билл являет собой преступника куда более изощренного, расчетливого и бестрепетного, нежели целая шайка грабителей и убийц.
Он был невысокого роста, худощав, лицо его отличалось невыразительностью и бесстрастностью, а в движениях и в словах сквозили апатия и лень. Пока — не доходило до дела! Тут Билл превращался в пружину, в атакующую гюрзу, и уследить за тем, как он наносит стремительный удар, или как в руках его внезапно появляется нож или пистолет, не мог бы уследить и глаз знатока. Серегину довелось быть свидетелем ограбления его автосервиса, когда банда из трех обкуренных негров с револьверами ворвалась в помещение, потребовав наличные из кассы. Билл, сидевший за столом в офисе, казалось, изначально был готов к такого рода ситуации: не раздумывая ни мгновения, не дрогнув ни одной чертой лица, он тут же принял решение. Его рука метнулась под газету, где лежало оружие, со скоростью, которую невозможно понять и измерить, так быстро, что и сам он наверняка не осознал происходящее. Он словно материализовал в своей ладони увесистый пластиковый «глок», будто отлитый из тугой резины. Это случилось стремительнее хода осознанного мышления, и теперь он и бандиты напротив превратились в существ, подчиненных инстинкту и опыту, и победа должна была достаться тому, у кого лучший инстинкт и больше опыта. Решающим фактором было расстояние: в непосредственной близости мастерство не играет никакой роли, но в десяти шагах важно не то, кто стреляет быстро, а то, кто стреляет и быстро, и метко.
В следующий миг Билл, как показалось Серегину, слил вопреки всем рациональным законам физики и возможностям оружия, три выстрела в один. Грабители как по команде, словно захлебнувшись своими угрожающими выкриками, рухнули на кафельный пол. Все было кончено меньше чем за две секунды. Как выяснилось позже, каждая пуля безупречно нашла подходящий ей лоб.
Это была демонстрация воистину древнейшей профессии в мире — убивать того, кто хочет убить тебя.
Билл же, невозмутимо положив горячий «глок» на стол, обратился к одному из механиков — доминиканцу-нелегалу, бледно-пепельному от пережитого страха: дескать, чеши-ка, парень, домой, ибо, когда нагрянет полиция для опроса свидетелей, я могу пострадать за твое незаконное трудоустройство. При этом от проема входной двери в сервис, в котором могли возникнуть сообщники убитых, стылого змеиного взора он не отрывал, и лежащий перед ним пистолет, как уяснил Серегин, в любой миг был готов запрыгнуть в его бестрепетную кисть руки. Кстати — маленькую, аккуратную, едва ли не девичью, с тщательно ухоженными ногтями. Однако при первом знакомстве с Серегиным рукопожатие Билла оказалось гораздо более крепким, чем можно было ожидать. В нем, судя по всему, вообще таилась масса сюрпризов.
Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 108
