1
«Председательствующий суда открыл заседание. Были зачитаны имена вызванных по делу свидетелей и экспертов», – с таким сообщением вышли на другой день газеты.
Они и сейчас передо мной – обтрепанные, захватанные грязными руками, – я их свято храню. Свидетели, свидетели, целая череда свидетелей… Уйма специфических вопросов военного и географического содержания – сплошь малозначительных…
Наконец вводят обвиняемого, разжалованного капитана Ламетра.
– Виктор Ламетр! Вы по-прежнему намерены отрицать очевидные факты?
– Говорил и говорю правду: невиновен я!
– Расскажите-ка нам еще раз эту историю с якобы имевшим место радиосообщением. Только внятно и понятно!
Обвиняемый выдержал короткую паузу.
– …Ночь выдалась душная. Наш корабль стоял в водах Сенегала. К тому времени экспедиция уже четверо суток, как отправилась на территорию фонги… Сирокко, частенько дующий с моря в это время года, словно оседает в гуще деревьев, и гнетуще действует на человека. Вот и я чувствовал себя подавленным… Насыщенные влагой, удушливые испарения стлались над рекой…
– Вы и прежде испытывали дурноту во время сирокко? – задал вопрос прокурор.
– Да. Судовой врач может подтвердить.
– Продолжайте.
– И тут произошел несчастный случай. Раздался крик, и мы увидели за бортом радиста Рольфа: он барахтался в воде, кишевшей крокодилами, а затем волны сомкнулись над ним.
– Где вы находились в тот момент?
– У двери в свою каюту.
– Видел вас кто-либо непосредственно перед гибелью Рольфа?
– Нет… Когда радист вскрикнул, я бросился к тому месту на палубе, откуда он упал, и подоспел одновременно с рулевым Матеасом, первым офицером и двумя матросами.
– Что было дальше?
– К ночи сирокко усилился. Дурно пахнущие испарения реки, гнилостный запах прибрежных джунглей окутали корабль столь плотно, что свет фонарей едва пробивался сквозь завесу. Голова моя раскалывалась от боли, я прилег у себя в каюте, сделал глоток коньяка, но напиток показался мне неприятным на вкус, отчего дурнота лишь усилилась…
– И много вы выпили?
– Я не был пьян, если вы это имеете в виду.
Надо же такое ляпнуть!.. Адвокат капитана с досадой захлопнул блокнот с записями. Смягчающее вину обстоятельство само шло в руки, а обвиняемый испортил дело.
– Я не был пьян! – решительно повторил Ламетр. – Подавленный, вялый – да, но я отлично помню все происшедшее, вплоть до мельчайших подробностей.
– Суд слушает вас.
– В полночь ко мне в каюту зашел первый офицер. Он только что закончил контрольный обход и доложил о результатах, а потом…
– Воспроизведите разговор слово в слово… если, конечно, помните, – попросил председательствующий.
– Да, пожалуйста. Офицер Хиггинс доложил:
«Господин капитан! В 12.20 обход завершен. На борту полнейший порядок»…
«Хорошо, Хиггинс… Сколько длится ваша вахта?»
«Уже двенадцать часов, господин капитан».
«В таком случае отправляйтесь на покой».
«А в радиорубке подежурите вы, господин капитан?»
«Разумеется». – Я поднялся с койки, но на ногах держался неуверенно.
«Позвольте проводить вас» – предложил Хиггинс.
За дверью каюты подстерегал туман – густой, удушливый. Дождя не было давно, и все же отовсюду сочилась, капала влага. Я брел, спотыкаясь – даже на расстоянии шага ничего было не разглядеть. Без Хиггинса мне бы и не добраться до радиорубки. Он распахнул передо мной дверь, и я вошел внутрь.
«Спокойной ночи, Хиггинс».
«Доброй ночи, господин капитан… Не желаете ли принять хинин?»
«Не стоит, благодарю…» – Оставшись в одиночестве, я провалился в сон. Затрудняюсь сказать, в котором часу проснулся. Жестокая головная боль по-прежнему не отпускала. Радиоприемник, настроенный на одну волну с экспедицией, но до этого безмолвствовавший, вдруг заговорил: «Негрье… Негрье… Негрье…» Это были наши позывные.
«Негрье слушает…» – ответил я.
«На связи капитан Мандлер… Экспедиция находится в Фонги. Высланная вперед георазведка обнаружила рудные залежи. У нас все в порядке. А вы возвращайтесь в Оран и доложите обстановку. Пребывание крейсера в этом регионе вызывает у туземцев беспокойство. Как поняли? Подтвердите прием».
