Касс проследовала за своим мужем к двери.
— Если это какие-нибудь чертовы скитальцы Новой Эры, считающие, что можно достичь нирваны посредством акупунктурной практики, я…
И тут Майкл резко замолчал, поскольку из дома донесся ужасающий, леденящий кровь вопль.
Они пробрались внутрь.
Музыка орала просто оглушительно. Звук шел из гостиной слева.
Касс двинулась вперед.
— Ш-ш.
Майкл притянул ее обратно к стене.
Взяв огромный медный подсвечник со стола, рядом с телефоном, он направился к двери в гостиную, спиной прижимаясь к полосатым обоям, словно в полицейских телесериалах.
Майкл с подсвечником в руке резко распахнул дверь в гостиную.
— О господи, Маркус, что здесь происходит?
Касс увидела своего младшего сына, извивающегося посреди в бешеном танце. Его волнистые волосы длиной до плеч разметались по лицу, грязная футболка прилипла к тощей груди. А музыка продолжала орать и визжать.
— Привет, пап, мам! — прокричал Маркус сквозь грохот, сделав в воздухе круг сжатым кулаком и покачивая бедрами.
Этот жест сопровождался притопыванием огромных незашнурованных кроссовок.
Майкл подошел к стереоустановке и выключил музыку. Касс ощупью добралась до дивана и с удовольствием опустилась на него.
— Ты хоть соображаешь, черт возьми, что чуть ли не до смерти перепугал мать? И почему ты, черт возьми, не в школе?
Маркус поднял на отца свои раскосые глаза и промолчал. Затем достал пачку «Мальборо» и закурил.
— Потуши сигарету! — воскликнула мать.
Маркус хихикнул и продолжал курить.
— Ты что, глухой?
Маркус затянулся, глядя попеременно на каждого из родителей.
— Дело в том… типа… вам понравится… — Он сделал паузу для достижения эффекта и забыл, что собирался сказать.
Маркус проходил через стадию развития, когда весь разговор велся на грубом кокни. Можно было десять минут слушать его монолог и в конце понять, что он не сказал ничего, кроме «потрясный» и «крутой», со вставками «м-м» и «э».
— Мам, а почему на тебе такая странная шляпа?
Маркус добрел до кресла и скорее соскользнул в него, чем сел.
— Не твое дело! — проревел Майкл. — Почему ты дома?
— Я… э… получил отставку, понимаешь, старина?
— Нет, не понимаю.
— Отлучение от церкви.
Последовала долгая пауза, во время которой Маркус так скосил глаза, что Касс испугалась, как бы они не выскочили из орбит.
— Ты хочешь сказать, что тебя отчислили? — наконец выдавила она из себя, нервно глядя на Майкла, чье лицо приобрело такой же бордовый оттенок, как и его обгоревшая на солнце лысина.
— Ага… Наконец-то до вас дошло… Ха-ха.
— Но почему, Маркус? — заикаясь, спросила Касс. Как ей сейчас хотелось попросить у сына одну сигаретку, чтобы успокоить нервы. — Почему тебя отчислили?
— Э, — Маркус потер свои сонные глаза, как будто старался вспомнить. — Я… э… типа организовал рейв[19]в кабинете Уилтшира… и все было отлично… а потом была облава.
Майкл не совсем понял, что его сын имел в виду под словом «рейв», но решил не доставлять тому удовольствия вопросом. Он сказал лишь:
— Как ты мог… как ты мог… перед самой игрой!
— Нуда… директор говорил то же самое. — Маркус засмеялся диким отрывистым смехом, который он приобрел вместе с акцентом кокни.
Майкл отчаянно пытался сдержать гнев. Если его давление поднимется еще хоть чуточку, ему понадобится клапан на макушке. Сам не замечая, что делает, он стал набивать трубку пастилками «Олбас».
Майкл вырос в бедности в период между двумя войнами, в девятнадцать уже воевал в колониальной Африке, впоследствии служил на флоте и добился офицерского чина. Выйдя в отставку по состоянию здоровья, он занялся бизнесом, где вскоре достиг определенных высот. И теперь Майкл не понимал своих детей. У Маркуса было больше возможностей, чем у него в свое время, намного больше. Родители не слишком баловали сына, не потакали его прихотям, заставляли трудиться и сурово наказывали за проступки. И, несмотря на все это, Маркус постоянно их подводил. Еще в восьмилетнем возрасте его выгнали из частной школы за то, что намазал клеем стены в уборной директора. Маркус знал об ответственности не больше, чем отец о вязании крючком.
Майкл зажег трубку, и пастилки начали плавиться, издавая странный запах; трубка стала выплевывать черный дым. Майкл с максимальным хладнокровием отложил трубку и уставился на сына. Глядя на пустое, улыбающееся лицо Маркуса, на котором не было и следа стыда, он почувствовал, как его ярость превращается в отчаяние.
— Мог бы пока подождать в школе, может, нам и удалось бы все уладить?
Он мрачно вздохнул.
— Ты что… типа… это случилось на прошлой неделе, старик. Вас не было и… я решил сократить расходы и убраться оттуда.
Майкл встал и направился в свой кабинет. Наверняка он обнаружит на автоответчике несколько яростных сообщений от директора школы. Глядя в окно, отец размышлял, как лучше наказать сына. Наконец он устало крикнул:
— Иди в свою комнату, Маркус, и жди приговора. Сегодня останешься без ужина.
Это было как-то мелко. Но, в конце концов, он сам чувствовал себя незначительным.
— Отстой.
Маркус поднялся и пошел к стерео, чтобы забрать свою кассету.
— И если я еще услышу что-нибудь подобное этому вечером, я… я…
— Чтобы такое придумать?
— Велю парикмахеру обрить тебя налысо.
Впервые за весь вечер Маркус действительно испугался: он кинулся наверх, перепрыгивая через две ступеньки.
— Пойду позвоню Паркеру, — мрачно сказал Майкл жене, закрываясь в кабинете, чтобы позвонить директору школы.
Касс так и осталась сидеть на диване: руки сжаты в замок, соломенная шляпа все еще на голове. Она посмотрела на коллекцию фотографий на каминной доске. В двенадцать лет Маркус выглядел таким ангелочком. А вот Оливер, подтянутый и красивый в мантии выпускника. Вот ее сыновья обнимают Лабрадора в саду. Они были такими красивыми детьми. Она так ими гордилась. До боли. Над фотографиями в пятнистом старом зеркале Касс увидела свое отражение.
Она всегда была красивее Александры, да и сейчас еще Касс не утратила озорной утонченности кошки, слизывающей с лап сливки. В хороший день, с грамотным макияжем и не после похмелья, она выглядела на тридцать пять. Сегодня же были видны все ее пятьдесят (как говорили ее друзья — сорок восемь). Мысленно приказав себе не забыть нанести немного питательного крема на ночь, Касс сняла шляпу и привела в порядок волосы, сделав глубокий выдох.
