— В том, что семья беспокоится о тебе, нет ничего плохого, — закончил Габриэль свою мысль.
— Я вижу, как дорога тебе Стефани, как ты любишь ее, но это совсем другое.
Он выпустил ее запястье и откинулся на спинку стула.
— Да, кроме Стефани, у меня никого нет. Кстати, я уже поговорил с сотрудниками социальной службы, занимающимися вопросами удочерения. Меня заверили, что проблем не предвидится, и все решится в ближайшее время. Признаюсь, для меня это самая лучшая новость за последние недели.
— Понимаю. Девочке необходима какая-то определенность. Между прочим, ты заметил, что вчера она задержалась после обеда, а не ушла сразу в свою комнату?
— Заметил. И мне приятно, что ты тоже обратила на это внимание. Неплохо было бы сходить куда-нибудь вечером, в кино, например. Как считаешь?
— Габриэль, мне…
— Что-то не так, Грейс?
— Я… мы должны поговорить о наших… отношениях. Установить какие-то рамки…
— Тебя что-то огорчает?
— Нет! Но… понимаешь, мне трудно ориентироваться в этой ситуации. Я хочу помочь Стефани, но ведь наш брак не настоящий, и она может воспринимать меня как чужого человека. Имею ли я право…
— Наш брак не настоящий? — Он мгновенно насторожился. — Что ты хочешь этим сказать? Мы ведь подписали все необходимые бумаги. Наш брак зарегистрирован. Нет, я с тобой не согласен. Мы законные супруги.
— Ты прекрасно понимаешь, что именно я имею в виду. — Она потерла виски — в зале стало вдруг невыносимо душно. — Мы оба согласились, что это чистая формальность, деловой контракт, как ты сам выразился. А раз так, то я не могу вторгаться в твою личную жизнь. Нам нужно определить те границы, которые ни один из нас не должен пересекать. Разве ты не понимаешь, что я пытаюсь сказать?
— Тебе не хочется проводить время со мной и Стефани?
Ну почему мужчины, даже самые умные, бывают такими тупыми? Видя, что Габриэль насупился, Грейс поспешила уверить его в обратном.
— Конечно, хочу. Ну как ты мог такое подумать? Вы оба дороги мне.
Можно ли не верить женщине, когда она так искренне смотрит в твои глаза?
— Давай не будем ничего усложнять. Сейчас нам всем хорошо, верно? Пусть так и будет. Насколько я могу судить, менять ничего не стоит. Как говорится, лучшее — враг хорошего. Ты согласна?
Да, Грейс было хорошо с ним. С ним и со Стефани. Но ситуация становилась слишком запутанной. Впервые за многие годы Грейс почувствовала, что теряет контроль над собственной жизнью. Она кивнула, и в этот момент официант принес кофе.
— Я закажу тебе что-нибудь на десерт, — предложил Габриэль. — Ты почти ничего не съела.
Не дожидаясь ее согласия, он сказал что-то официанту, и через минуту перед Грейс появились фрукты со взбитыми сливками.
— Ты знаешь, сколько здесь калорий?! — ахнула она. — Я располнею и не влезу в свои платья!
— Тогда я куплю тебе новые, — не дрогнул Габриэль. — В Испании мужчины заботятся о своих женщинах не так, как у вас в Америке.
Он сказал это абсолютно спокойно, как о чем-то не подлежащем обсуждению. Грейс же сама мысль о том, чтобы переложить какую-то долю заботы о ней на плечи мужчины, казалась дикой.
— Послушай, у вас в Испании слышали такое слово, как феминизм?
Габриэль нисколько не обиделся.
— Большинство испанцев это не приемлют. А что касается женщин, то со временем они тоже умнеют.
— С тобой бессмысленно спорить. — Грейс демонстративно сложила руки на груди и откинулась на спинку стула.
— Я вовсе не против того, чтобы поспорить. Мне нравятся женщины, у которых есть свое мнение и которые умеют его отстаивать. Так что выражай свои взгляды, но не обижайся, если я с ними не согласен.
Ну вот. С чего начали, на том и закончили. Некоторое время Грейс смотрела на соблазнительный десерт, потом взяла ложечку и перешла в наступление.
Вечером Габриэль пытался смотреть телевизор, однако ни мелькающие на экране картинки, ни закадровый текст не доходили до его сознания. Он думал о Грейс. Вспоминал ее улыбку, в которой ему чудился некий намек, приглашение к… Нет, не может быть. Он просто выдает желаемое за действительное.
В гостиную заглянула Стефани и, чмокнув Габриэля в щеку, с улыбкой пожелала ему спокойной ночи. Чуть позднее зашла Грейс и тоже пожелала ему приятных сновидений, но, к великому сожалению Габриэля, не поцеловала его, а мимоходом упомянула, что собирается принять душ. Было бы куда лучше, если бы она этого не говорила. Ёрзая на ставшем вдруг неудобном диване, Габриэль из последних сил отбивался от упрямо лезущих в голову мыслей и образов. В конце концов он не выдержал и направился к комнате Грейс. Постояв немного, он тихонько постучал.
Дверь распахнулась, и перед Габриэлем предстала Грейс. Его сердце дернулось и притихло. Габриэль знал, что играет с огнем. В моем плане нет этого пункта, твердил он себе. Я не должен быть здесь. Я не хочу…
Грейс стояла перед ним в длинном махровом халате, с влажными после душа волосами, и показалась ему невообразимо женственной и влекущей. А когда она улыбнулась, Габриэль понял, что пропал.
— Привет.
— Все в порядке? — хриплым голосом голодного, попавшего на роскошный пир, спросил он.
— Если ты собирался потереть мне спинку, то немного опоздал, — сказала Грейс, дерзко глядя ему в глаза.
— Что ж, не повезло.
Габриэль шагнул в комнату. Дверь за ним захлопнулась, и сердце Грейс полетело в пропасть.
— Ты что-то хотел мне сказать?
На виске Габриэля нервно билась голубая жилка, и у Грейс вдруг появилось странное ощущение, что ответа на этот вопрос она ждет всю жизнь. Грейс приходилось читать о том, что мужчины способны раздевать женщину взглядом, но Габриэль пошел еще дальше. Беззастенчиво и откровенно он занимался с ней любовью: его взгляд, обманчиво спокойный, тяжелый, гипнотизирующий, не только проникал под пушистую махровую ткань халата, не только упивался ее телом, не только ласкал ее грудь, но и возбуждал в ней ответное желание, горячил кровь, наполнял ее любовным соком.
— Тебе надо уйти, — сказала Грейс и едва узнала собственный голос, абсолютно лишенный необходимых в таких случаях твердости и уверенности. Да и откуда им было взяться, если она жаждала Габриэля так же сильно, как иссушенная засухой земля жаждет спасительного дождя?
— Я хотел сказать, что наша свадьба действительно была не вполне настоящей. Мы даже не поцеловались.
Габриэль сделал еще шаг, и теперь их разделяло не более полуметра. Грейс ощущала исходящий от него жар, который, соединяясь с жаром ее тела, заметно повышал температуру в комнате.
— Мне бы очень хотелось исправить это упущение.
Габриэль схватил ее за плечи и властно привлек к себе, а уже в следующий момент его губы завладели губами Грейс, и слабая попытка оказать сопротивление растворилась в гораздо более мощном желании подчиниться. И это было неудивительно — жар страсти Габриэля был настолько силен, что мог бы растопить и ледник.
