– Тебе надо выплакаться, как следует, и сразу станет легче.
Он ласково прижал к ее лицу мягкий белый платок, но Элинор понадобилось несколько секунд, чтобы прийти в себя и взять платок в руки.
– Вообще-то я никогда не плачу.
Господи, и зачем она это ляпнула?
– Ну и напрасно. Женщины, которые никогда не плачут, швыряются разными предметами.
Элинор отняла от лица платок и непонимающе уставилась на Рея.
– Это просто способ снять напряжение.
Рей присел на краешек стола, глядя на девушку. В его глазах читалась такая нежность, что Элинор невольно зажмурилась, думая, что ей это померещилось. Однако когда она открыла глаза, он смотрел на нее по-прежнему ласково.
– Почему ты так отчаянно боишься показывать свои чувства, Элинор? – мягко заметил Рей и, не получив ответа, продолжал: – Тебе нечего стыдиться только потому…
– Что я не умею жарить яичницу, – свирепо перебила Элинор.
Рей вдруг расхохотался, и это окончательно взбесило девушку.
– Да брось ты, дело вовсе не в этом. Кстати, с этой допотопной плитой надо просто немного умения. Хочешь, покажу?
Элинор вовсе не желала, чтобы он ей что-то показывал. Она хотела, чтобы он оставил ее в покое, и она могла бы избавиться от его опасной близости. Она не привыкла, чтобы с ней так обращались. А Рей вел себя с ней, как… как с женщиной, внезапно осознала Элинор и вздрогнула.
– И кто же тебя научил готовить? – холодно спросила она. – Одна из твоих подружек?
Рею это замечание не понравилось, и неудивительно. Нежность исчезла из его глаз, сменившись суровостью, и Элинор сразу съежилась.
– На самом деле меня научила моя мать, – спокойно пояснил Рей.
– Твоя мать?
– Да. Я был старшим в семье. Отец умер, когда мне было двенадцать лет, и маме пришлось пойти работать. Вот она и научила меня готовить, чтобы я мог накормить остальных детей, когда мы приходили из школы.
– Остальных детей?
Рей улыбнулся какой-то непонятной улыбкой, ласковой и одновременно снисходительной и таившей в себе что-то еще, чего Элинор не могла постичь. И ее сердце внезапно пронзила острая боль – это была и зависть, и странное чувство потери. Девушка вдруг почувствовала себя невероятно несчастной – она поняла, что; ее жизнь круто переменилась.
Она влюбилась. Влюбилась в этого красивого мужчину, ради которого многие женщины готовы были расшибиться в лепешку, лишь бы привлечь его внимание. Она влюбилась, и теперь все ее существо корчилось в судорогах, кляня себя за то, что позволило поддаться такой глупой слабости.
Это произошло не в один день. Ее чувство зародилось уже давно и медленно, угрожающе росло. Их совместное пребывание в коттедже лишь сыграло роль катализатора, заставив Элинор понять, что с ней происходит.
Прежде она умудрялась игнорировать свои чувства, прячась за стену негодования и раздражения, уверяя себя, что реагирует на него так остро лишь потому, что Рей действует ей на нервы. Но здесь, в коттедже, от правды спрягаться было некуда: она безнадежно влюбилась.
– Моих сестер и брата, – ворвался в мысли Элинор голос Рея.
Элинор поспешно отвела глаза, чтобы он не мог прочесть внезапно вспыхнувшей в них зачисти. Сама она всегда переживала из-за того, что была единственным ребенком, и тосковала по родственному теплу, которое дает большая семья. Возможно, и в объятия Брендана она бросилась именно из-за того, что чувствовала себя одинокой со своими родителями.
– У тебя есть сестра и братья?
– И ужасно славные. Кристи и Бэб – двойняшки, они на три года меня моложе, а самый младший у нас в семье – Дик. Когда папа погиб, он только-только пошел в школу. Мама страшно переживала, что ей пришлось бросить его и вернуться на работу. Когда отец погиб, она потеряла ребенка, которого тогда носила.
– Боже мой! Как же это случилось? – вырвалось у Элинор, и она тут же обругала себя за бестактность.
Ее поражало, что Рей вот так спокойно обо всем рассказывает, ведь сама она взяла за правило ни с кем и никогда не обсуждать свою частную жизнь, а уж тем более – прошлое.
– Его сбила машина, причем водитель сразу скрылся с места происшествия. Это было за два дня до Рождества.
Элинор в ужасе подняла на него глаза.
– До Рождества?! Какой кошмар…
– Догадываюсь, о чем ты думаешь, но ты ошибаешься, – спокойно отозвался Рей. – Разумеется, мы никогда об этом не забывали, но мама ни за что не допускала, чтобы наши рождественские праздники были омрачены воспоминаниями о папиной смерти. Для нее это были два совершенно разных события, и она так себя и вела. И по сию пору придерживается этого правила.
– А где… где она живет?
– В Солсбери, неподалеку от девочек. Они обе уже вышли замуж и обзавелись семьями. А Дик работает в Штатах. А ты? – внезапно спросил Рей, ловко отскребая яйца от сковороды, которую поставил на стол.
– Что я?
– У тебя большая семья? Есть братья или сестры?
– Нет. – Ответ Элинор прозвучал неожиданно резко, и она набрала побольше воздуха в легкие, чтобы справиться с собой. – Я была единственным ребенком. Родители умерли некоторое время назад.
– Единственный ребенок. Наверное, тебе было очень одиноко.
Элинор открыла рот, чтобы возразить, но слова застряли в горле.
– Иди сюда, – улыбнулся Рей. – Начинаю первый урок правильного пользования плитой «Рейберн».
Заинтригованная Элинор позволила ему подвести себя к плите. Она молча следила за его умелыми движениями, слушая его наставления.
– Мама воспитала нас так, чтобы мы могли сами о себе позаботиться, – рассказывал Рей. – Другого выхода у нас просто не было. Отец застраховал свою жизнь, но этой суммы хватало лишь на содержание дома.
В этот раз яичница была приготовлена на славу, но Элинор почему-то не могла есть.
Всего за несколько минут ее мир перевернулся. И как ее угораздило влюбиться в Рея? Как она могла быть такой идиоткой?
Рей приготовил кофе, внимательно следя за Элинор, неподвижно сидевшей за столом, глядя в пространство.
– Что-то не так, – негромко констатировал он. – Не хочешь поговорить?
Поговорить? А что она ему скажет? Я только что обнаружила, что я тебя люблю?
– Да нет, ничего. Просто я задумалась о книге.
На лицо Рея набежала тень, словно она чем-то его обидела.
Неловко поднявшись, она пробормотала:
– Ладно, пора за работу.
Рей за ней не пошел. Казалось бы, без него работа должна была идти как по маслу, но почему-то у нее ничего не получалось. Элинор сидела за столом, невидящим взглядом уставившись на пишущую машинку.
