Адам невольно нахмурился. Подчеркнутая вежливость Джианы задевала его гораздо больше, чем ее дерзость. Казалось, она давала ему понять, что их разделяет целая пропасть.
Окинув взглядом всех собравшихся в библиотеке, Адам проговорил:
– Вы свободны. Можете заниматься своими делами. А вы, – он посмотрел на Джозефа, – приготовьте нам с О'Брайеном лошадей. Мы поедем осматривать поместье.
– Но, сэр, вы не можете!.. – воскликнул Максимилиан.
– Я не могу осмотреть свое поместье? – удивился Адам.
– Вам нельзя осматривать его вместе с вашим камердинером, – пояснил Максимилиан.
– Но почему? – недоумевал Маккендрик.
– Господа не совершают верховые прогулки вместе со своими камердинерами. – Максимилиан строго посмотрел на О'Брайена. – Камердинеры не сопровождают своих господ на развлекательные прогулки, если нет необходимости присматривать за багажом и заниматься гардеробом хозяина.
О'Брайен в изумлении таращился на старика. Мало того, что он принял его за камердинера, – так теперь еще и отчитывает. Мерфи перевел взгляд на Адама, но тот пожал плечами, затем, повернувшись к своему секретарю, спросил:
– Это правда?
Максимилиан кивнул:
– Да, сэр. Так не принято.
– Допустим, господа действительно не выезжают на прогулку со своими камердинерами, – проговорил Адам. – Однако они охотно выезжают со своими друзьями. А Мерфи О'Брайен – прежде всего мой друг, и только потом – мой камердинер.
– Ваш друг, сэр? – в полной растерянности пробормотал Максимилиан. – Впервые вижу джентльмена, который называет своего камердинера или любого другого слугу своим другом.
– Скажите мне, Максимилиан, вы хоть раз бывали в Америке?
– Нет, сэр. Мне не приходилось там бывать.
Адам улыбнулся.
– Так вот, в Америке господин может выезжать на прогулку с кем угодно, если этот человек его друг. И социальное положение этого друга не имеет ровным счетом никакого значения. Поэтому я намерен отправиться на прогулку с моим другом Мерфи О'Брайеном. – Адам проговорил это тоном, не терпящим ни малейших возражений. Затем подошел к конюху и спросил: – Вы хорошо говорите по-английски?
Джозеф молчал.
Адам повторил свой вопрос на французском.
Джозеф с улыбкой кивнул:
– Теперь понял, месье.
– Вот и замечательно, – обрадовался Адам. – Скорее седлайте нам лошадей. Мы с мистером О'Брайеном сейчас же отправляемся на прогулку.
Помахав всем рукой, Адам повернулся и вышел из комнаты.
Глава 9
Благодетельный Барон всегда ведет себя как истинный джентльмен. Ко всем без исключения женщинам он относится, как к настоящим леди.
Вторая часть «Правдивых приключений Благодетельного Барона – приехавшего с Запада покровителя белокурых прекрасных дам, в отношении, которых совершилась несправедливость». Сочинение Джона Дж. Букмана, 1874 год
– Все это было весьма поучительно, – с кривой усмешкой заметил Мерфи, когда они с Маккендриком выехали из конюшни.
Адам вопросительно посмотрел на друга:
– Поучительно? Почему?
– Раньше я думал, что только англичане относятся к ирландцам свысока. Но теперь понял, что вся остальная Европа следует их примеру.
– Не принимай близко к сердцу, – посоветовал Адам. – Возможно, все дело в том, что ты американец. Видишь ли, по мнению европейцев, любой американец – просто-напросто болван, потому что ни черта не смыслит в классовых различиях и не испытывает благоговения перед аристократией.
Мерфи со вздохом кивнул.
– Из-за этого они видят в американцах скрытую угрозу – угрозу своему образу жизни.
– Да, несомненно, – согласился Адам. Ослабив поводья, он продолжал: – Мы грубые и неотесанные, но зато легки на подъем. Мы не верим ни в Бога, ни в черта. В Америке полным-полно всяких проходимцев, не испытывающих ни малейшего уважения к многовековой культуре и аристократической утонченности европейцев.
– И некоторые из американцев не нашли ничего лучшего, как сделаться банальными нуворишами. Фи, какой дурной вкус! – Мерфи произнес это, превосходно копируя британский аристократический выговор.
Адам рассмеялся:
– Да-да, именно так изволит выражаться муж моей сестры, его мерзейшее сиятельство виконт Маршфельд.
О'Брайен поморщился.
– Упаси Боже оказаться хоть чем-то на него похожим.
Адам ненадолго задумался, потом спросил:
– Знаешь, в чем главное различие между ним и мной?
– Различие в том, что ему нравится бить женщин, а тебе нет? – с ухмылкой осведомился Мерфи.
– Не только в этом.
– Может, еще в том, что ты богат, а он нет?
– Тебе не хуже моего известно, что в Америке любой может разбогатеть, если станет трудиться, засучив рукава и если не будет избегать тяжелой работы. Хотя некоторым, конечно же, просто повезло – тем, кто разбогател во времена «золотой лихорадки». Но даже им пришлось изрядно потрудиться, чтобы заслужить такую удачу. – С улыбкой взглянув на друга, Адам пришпорил лошадь и пустил ее галопом вверх по склону холма.
– Это ты про себя?! – прокричал ему вслед Мерфи.
– Конечно! – отозвался Адам. Добравшись до вершины холма, он остановился и стал ждать, когда О'Брайен его догонит. – И еще разница между нами в том, что его мерзейшее сиятельство никак не может понять, почему мне везет, а ему нет. Ведь все полагали, что это он должен быть баловнем судьбы, потому что у него родословная лучше, чем у меня. Да, у него имелись огромные преимущества – и принадлежность к древнему роду, и обширные владения, и титул, и превосходное образование. Причем все это он получил по праву рождения. Я же ничем таким не мог похвастаться. Единственным моим преимуществом было то, что я родился в Америке и что моя мать привила мне любовь к труду. Только поэтому я и добился некоторых успехов.
– А мой зять, – продолжал Адам, немного помолчав, – считал себя слишком умным, чтобы трудиться. Поэтому он растранжирил то, что досталось ему в наследство. Этот человек не сумел реализовать свои возможности, и винить ему следует только себя самого. А вот я в отличие от него создал для себя благоприятные возможности, и в этом главное различие между нами.
Но у О'Брайена было свое мнение на сей счет.
– Главное в том, что у тебя есть характер и сила воли. А у твоего зятя этого не хватает, и он, наверное, ужасно завидует тебе.
– Плевать он хотел на мой характер! – воскликнул Адам. – Но он действительно мне завидует, потому что у меня есть деньги.
