Одно она знает наверняка, и это совершенно реально: как бы она сюда ни попала, она в восторге от этого мира, от живописи Винси, а главное, от Дэмьена Фонтэна.
ГЛАВА 6
Ленч оказался спокойной трапезой в залитой солнцем столовой. Сара сидела в середине стола в стиле королевы Анны, с одного конца сидела Олимпия, с другого — Дэмьен. Все еще чувствуя себя чужой в этом новом, но очень привлекательном для нее мире, Сара подмечала каждую мелочь вокруг, пока все ждали, чтобы подали ленч.
Комната убрана так же красиво, как и весь дом. На буфете — множество серебряных вещиц, над столом висит сверкающий медный шандал. У северной стены позади стула Дэмьена стоит прекрасный кабинетный рояль, на пюпитре раскрытые ноты. Уж не Олимпия ли играла на нем, когда она проснулась в гостиной?
Она разглядывала стол. Скатерть накрахмалена и бела, как снег; сервиз из синего с белым стаффордширского фарфора с цветочным бордюром. Восточная ваза, синяя с золотом, наполнена желтыми бархатцами. Изумительное украшение центра стола! С обеих сторон от вазы — серебряные подсвечники со свечами. Серебряные приборы, серебряные бокалы для воды. Сара потрогала гладкие ручки ножа и ложки, как бы желая убедиться, что они реальны. Взяв свою фарфоровую чашку с нарисованной синичкой, Сара удивилась, увидев марку Джонса Джеймса Одабона[11].
Опустив руку на колени, Сара поймала на себе напряженный взгляд темных глаз Дэмьена Фонтана. На лице у него не было и тени улыбки, оно было, скорее, мрачно. Встретившись с ним на мгновение глазами, Сара ощутила дрожь. Она не привыкла, чтобы мужчина оказывал на нее такое воздействие. Даже просто находясь в одной комнате с ним, она чувствовала себя потрясенной и утратившей равновесие. Она с трудом сглотнула и отвернулась от его изучающего взгляда, выбившего ее из колеи.
Когда она входила в столовую, Дэмьен чопорно кивнул ей и отодвинул ее стул. Но кроме этого короткого жеста вежливости он не сказал ей ни слова. Раньше, в салоне, он казался прямо-таки разговорчивым по сравнению с теперешним Дэмьеном. Потом она вспомнила, как резко он оборвал разговор, объяснив ей ее обязанности. Он явно не многословен, явно замкнут в себе. И все же она понимала, что эта отчужденность нравится ей так же, как и вежливость, и что его сила и задумчивая мужественность будоражит все ее существо. Она опять удивилась, как непреодолимо ее к нему влечет.
Тем временем у тетки Дэмьена лопнуло терпение.
— Ну, где же эта лентяйка Баптиста с нашим ленчем? — спросила она.
Как по сигналу, в комнату, не торопясь, вошла хорошенькая негритянка, неся фарфоровую супницу на серебряном подносе и нарезанный горячий хлеб. Женщина была высока и сложена, как статуя; на ней было черное платье, белый передник и белый кружевной чепчик. Глаза были шоколадно-коричневые, щеки гладкие, цвета темного меда.
— Что ж, почти вовремя, Баптиста, — резко заметила Олимпия. — Наша гостья мисс Дженнингс вольна подумать, что у нас в Белль Фонтане не умеют принять гостей.
Подействовал ли этот упрек на Баптисту или нет, но она и бровью не повела, только при взгляде на Сару лицо ее стало как-то жестче. Подавая первое блюдо — густой черепаховый суп — негритянка медленно и бесшумно двигалась по персидскому ковру, С женщинами Баптиста была угрюмой и улыбалась только Дэмьену. Взяв к супу кусок французской булки, Дэмьен тоже улыбнулся ей, и Сара подумала, нет ли между ними каких-либо отношений. Ведь за все это время он впервые улыбнулся по-настоящему, и она призналась себе, что чувства ее задеты. Выражение его лица смягчилось, и Саре страшно захотелось, чтобы причиной этой радости была она.
Суп был густой и наваристый, весьма тонко приправленный специями, и теперь, когда у нее во рту была пища, Сара как-то больше уверовала в истинность происходящего. Кажется, она действительно находится в другом времени.
Когда они доедали суп, Олимпия заметила, обращаясь к Саре:
— Мой племянник сказал, что вы останетесь здесь и будете восстанавливать картины Винси?
Сара взглянула на Дэмьена, и выражение его лица показалось ей мрачным и непроницаемым.
— Да, это так, — ответила она.
Олимпия посмотрела на Дэмьена.
— Значит, ты удовлетворен профессиональным уровнем мисс Дженнингс?
Дэмьен пожал плечами.
— Если м-р Рильо удовлетворен им, почему бы нет?
Олимпия вскинула бровь, оценив это высказывание как проявление рыцарства со стороны племянника, но ничего не сказав, опять обратилась к Саре:
— Как там теперь, в Новом Орлеане, мисс Дженнингс?
Сара чуть не уронила ложку, поскольку вопрос застал ее врасплох.
— А… все очень хорошо, — ответила она, запинаясь.
— Хорошо?! — поразилась Олимпия. — Когда эти прохвосты северяне грабят всех без разбору? Я, конечно, не была там с 61-го года, когда мы ездили слушать Аделину Патти во Французскую оперу, но моя подруга Мэри Бруссард говорит, что там сейчас очень тяжело живется. Красивые особняки гибнут, все сходят с ума с этими лотереями, как будто хотят вернуть свои деньги. После войны, как известно, все повило по-другому.
— Да, конечно, все это верно, — осторожно согласилась Сара.
— И вы утверждаете, что там очень хорошо? — продолжала Олимпия.
— Говоря по правде, я только недавно переехала туда из Атланты, — не очень убедительно ответила Сара.
— Из Атланты! — Олимпия пришла в ужас. — Как же вы уцелели, дитя, во время осады, не говоря уже о Шермане, который выжег город дотла?
— Я… э-э-э… — Сара усиленно соображала. — Дело в том, что наша семья во время осады жила за городом, у друзей. Мы вернулись в город после войны, а теперь уже почти все отстроено заново.
— Ну что ж, вам виднее, раз вы там живете, — заметила Олимпия, всем своим видом выражая сомнение.
— Тетя, позволь, пожалуйста, мисс Дженнингс закончить ленч, — устало вмешался Дэмьен. Он замолчал, глядя, как Баптиста снова входит в столовую с главным блюдом — жареной рыбой и рисовым пловом. — Я уверен, что нашей гостье так же не хочется говорить о войне, как и всем нам.
Олимпия восприняла слова Дэмьена как выговор.
— Хорошо, племянник, — пробормотала она, и трапеза продолжалась в напряженном молчании. Сара предпочла бы шумное любопытство Олимпии, особенно если учесть, что она несколько раз заметила настойчивый, действующий на нервы взгляд Дэмьена.
Окончив трапезу, Дэмьен первый извинился: задержавшись у стула Сары, он положил перед ее тарелкой ключ от салона.
— Вероятно, он вам понадобится, мисс Дженнингс, — чопорно сказал он и вышел.
Сара взглянула на Олимпию, но та пила чай, глядя в окне. Пробормотав, в свою очередь, извинения, Сара взяла ключ и ушла, неловко ступая в тяжелых юбках и туфлях, мучительно жавших пальцы.
