Отвернувшись, Джек вполголоса выругался, но сразу же заговорил снова:
— Рэйчел все это вам говорила? Забавно, что она ни разу не упоминала при мне о вас. Кто вы такая, черт возьми, чтобы становиться между мной и женой?
— Бывшей женой, — ответила несколько смущенная Кэтрин. — А раз уж вы спросили, кто я такая, — я подруга Кэтрин. Я люблю ее и девочек. Они мне все равно что родные, и я не хочу, чтобы они страдали.
— А вы думаете, я хочу? Если вы так думаете, то оч-чень ошибаетесь.
На этот раз Джек решительно двинулся вперед и больше не останавливался.
Хотя бы уже для того, чтобы досадить Кэтрин Эванс, Джек ходил за своими дочерьми как приклеенный. Он посидел вместе с ними у постели Рэйчел, потом отвел их в кафетерий, снова привел к Рэйчел, а когда подошло время обеда, опять отвел в кафетерий. В промежутке он переговорил по телефону с неврологом из Сан-Франциско, который согласился на следующий день посмотреть Рэйчел.
Из тех медиков, которые время от времени заходили в палату, Джеку больше всего понравилась приставленная к Рэйчел медсестра по имени Синди Уинстон — в белых леггинсах, длинной блузке, предназначенной, очевидно, для того, чтобы скрыть излишнюю полноту, и очках с толстыми стеклами. Она говорила медленно и тихо и была, по всей видимости, очень доброй. Если Кара Бейтс манерой поведения больше походила на учительницу, то Синди Уинстон вела себя по-дружески. Девочки ловили каждое ее слово.
— Побольше разговаривайте с мамой, — советовала она им. — Расскажите о том, что делали. — Она взглянула на Рэйчел. — Рассказывайте ей анекдоты. Скажите о том, как вы грустите. Или сердитесь. Или боитесь. — Синди снова посмотрела на девочек. — Можете смеяться или плакать. Это все нормально. Она поймет.
— А если нам больше нечего будет сказать? — спросила Саманта.
— Тогда дотроньтесь до нее. Это важно. Видите, что я делаю? — Хотя она обращалась к девочкам, Джек тоже повернул к ней голову. Оказывается, разговаривая с ними, сестра все это время массировала плечо Рэйчел. — Ваша мама все чувствует. Прикосновениями вы даете ей знать о себе. Не бойтесь — поднимите ее руку. Вот так. У нее есть любимые духи?
Глаза Хоуп загорелись.
— «Горные лилии».
— Принесите.
— А это поможет?
— Не повредит.
К несчастью, Синди Уинстон разряжала обстановку лишь на короткое время, и Джек нервничал все больше и больше.
Чтобы не заснуть, он выпил столько кофе, что к концу дня не мог справиться с дрожью во всем теле. Когда Кэтрин привезла с собой нескольких подруг, Джек с трудом выдержал процедуру представления, а как только она была закончена, тут же потащил девочек к машине.
Но едва они успели выехать на дорогу, Саманта громко произнесла:
— Так что же мы будем делать?
— В каком смысле? — не понял Джек.
— Если мама умрет.
— Она не собирается умирать.
— Ну, тогда если она там долго пролежит — кто будет о нас заботиться?
— Я.
— А где? — В голосе Саманты звучало подозрение.
— В Большом Суре. — На короткое время это вполне возможно. Джек пока не думал о работе — он вообще не мог о ней думать. — Если до завтра не произойдет никаких изменений, то, пока вы будете в школе, я съезжу за своей одеждой.
Сэм пришла в ужас:
— Но мы не можем пойти в школу!
— Вы не можете не пойти. Приближается конец учебного года. Если не ошибаюсь, экзамены уже на носу.
— Да, но…
— Я заберу вас из школы. — Так как в Большом Суре была только начальная школа, девочки ездили на автобусе в Кармел. Оттуда до Монтерея всего десять минут езды. — Оставшуюся часть дня вы сможете провести в больнице.
— Ты думаешь, я действительно могу сосредоточиться на занятиях?
— Я думаю, что ты должна постараться. Я думаю, что твоя мама этого бы хотела. Я думаю, что мы должны по возможности вести нормальную жизнь.
— Нормальная жизнь кончилась.
Это было правдой, но Джеку отчаянно захотелось придушить Саманту за откровенность.
— Послушай, твоя мама все равно когда-нибудь придет в себя. Это не будет продолжаться целую вечность.
— Откуда ты знаешь? — дрожащим голосом спросила Хоуп.
— Просто уверен, — поймав ее отражение в зеркале заднего вида, сказал Джек. — Твоя мама молодая и здоровая. Она выздоровеет. Она придет в сознание.
— Но ты не можешь знать это наверняка, — возразила Саманта.
— Да, не могу. А что, есть альтернатива? Ты разве предпочла бы, чтобы она умерла?
— Нет! Я просто не знаю, как быть! Осталась куча дел, которые надо переделать, — пойти к терапевту, к зубному врачу…
— Мой пикник…
— Мой выпускной бал, к которому у меня нет платья. Мама собиралась поехать со мной его покупать, но, раз она в больнице, кто это сделает?
— Я, — сказал Джек.
Саманта отвернулась к окну.
— Ну да, конечно. Но ведь у тебя нет времени. У тебя никогда нет времени.
— Я найду время.
— Что-то ты не находил времени, чтобы приходить ко мне на соревнования по гимнастике!
Соревнования по гимнастике. Саманта уже много лет не занималась гимнастикой — бросила это дело еще задолго до их развода. Когда-то Джек приходил на каждое состязание, потом стал все чаще и чаще пропускать — что поделаешь, работа. Тогда Саманта была еще мала, и Джек думал, что она все забыла. Оказывается, не забыла, да еще говорит об этом с такой злобой!
— Тут совсем другое, — вот все, что мог сказать Джек. — Знаешь, — помолчав, добавил он, раздраженный тем, что вынужден обороняться, тогда как у каждой истории есть две стороны, — случившееся с твоей мамой на меня тоже сильно повлияло. Я сейчас совсем без сил и хотел бы немного помолчать.
— Ты позвонил бабушке?
Джек тяжело вздохнул. Как ни странно, он даже не вспомнил о Виктории Китс. Хотя, возможно, это не так уж и удивительно. Виктория часто присылала им щедрые подарки, однако весьма редко появлялась лично. Поскольку ее подарки, как правило, оказывались ненужными, участие бабушки в жизни семьи было минимальным. Оставались еще телефонные звонки, но они чаще всего только раздражали.
— Нет, — как можно мягче ответил Джек. — Бабушке я не звонил. Решил подождать. Если твоя мама в ближайшее время придет в сознание, в этом и не будет особой необходимости. — Он встал на скользкий путь, но, черт побери, у него хватает и других забот.
Прежде чем Хоуп заговорила, он успел почувствовать на своем плече ее теплое дыхание.
— А что мы будем есть на ужин? — спросила она.
