Книга Фиалка Пратера - Кристофер Ишервуд

Как-то утром, вскоре после описанных выше событий, ко мне в комнату, шаркая тапочками, вошла фройляйн Шрёдер — в страшной спешке, — чтобы сообщить мне, что по телефону со мной очень хочет поговорить Артур:

— Наверное, что-нибудь очень серьезное. Герр Норрис со мной сегодня даже не поздоровался, — последнее обстоятельство явно произвело на нее впечатление и, похоже, всерьез ее задело.

— Алло, Артур? Что стряслось?

— Мальчик мой, ради бога, только не задавайте мне сейчас никаких вопросов, — тон у него был нервически-раздражительный, и говорил он так быстро, что я едва успевал улавливать смысл сказанного. — Я этого просто не вынесу. Скажите мне одну только вещь: вы можете приехать ко мне прямо сейчас?

— Ну… видите ли, ко мне должен в десять прийти ученик.

— Вы можете отменить занятие?

— Это действительно настолько важно?

Артур коротко, но весьма раздраженно и даже с некоторой злостью простонал:

— Важно ли это? Дорогой Уильям, пожалуйста, постарайтесь напрячь воображение. Если бы это не было важно, стал бы я названивать вам в столь немыслимо ранний час? Единственное, чего я от вас хочу, так это прямого ответа: Да или Нет. Если вопрос в деньгах, то я с радостью заплачу вам вашу обычную таксу. Сколько вы берете за час?

— Заткнитесь, Артур, и не говорите глупостей. Если дело срочное, то конечно же я приеду. Буду у вас через двадцать минут.

Обе двери в квартиру Артура стояли раскрытыми настежь, и я вошел, не позвонив. Артур, по всей видимости, метался, как заполошная курица, из комнаты в комнату. В данный момент он задержался в гостиной: одевался перед выходом, нервически натягивая перчатки. Герман, стоя на коленях, с недовольным видом рылся в прихожей в шкафу. Шмидт с сигаретой в зубах, лениво привалившись к косяку, стоял у двери в кабинет. Он даже и не пытался хоть как-то помочь своему хозяину и откровенно наслаждался его душевными муками.

— Ну наконец-то, Уильям, наконец-то! — воскликнул, увидев меня, Артур. — А я-то уж думал, вы никогда не придете. О Господи, Господи! Неужто уже так поздно? Да бог с ней, с этой серой шляпой. Пойдемте, Уильям, пора. Я все вам объясню по дороге.

Когда мы двинулись к выходу, Шмидт оделил нас неприятной саркастической улыбкой.

Мы с удобством устроились на империале омнибуса; Артур немного успокоился и стал говорить чуть более связно.

— Для начала, — он стал быстро-быстро рыться в карманах и извлек на свет божий сложенный листок бумаги, — прочтите, пожалуйста, вот это.

Я развернул бумажку. Это была Vorladung[19]из политической полиции. Герру Артуру Норрису надлежало явиться на Александерплац сегодня до часу дня. Что будет в случае его неявки, указано не было. Формулировка была официальной и прохладно-вежливой.

— Боже милостивый, Артур, — сказал я, — что все это значит? Во что вы еще успели ввязаться?

Сквозь явную тревогу и общую нервозность на лице у Артура проглянуло выражение этакой скромной гордости.

— Я льщу себя мыслью, что мои связи, — он понизил голос до полушепота и смерил быстрым взглядом сидящих неподалеку пассажиров, — с представителями третьего Интернационала все-таки дали свои плоды. Мне сообщили, что мои труды получили достаточно лестную оценку не где-нибудь, а в определенных московских кругах… Я, кажется, рассказывал вам о своей поездке в Париж — рассказывал? Да-да, конечно… Так вот, я должен был выполнить там некую скромную миссию. Я пообщался с рядом высокопоставленных персон и привез обратно кое-какие инструкции… Впрочем, сейчас это не важно. Как бы то ни было, складывается такое впечатление, что здешние власти информированы гораздо лучше, чем мы предполагали. Вот с чем я столкнулся. А вопрос, надо сказать, весьма деликатного свойства. И мне нужно быть чрезвычайно осторожным, чтобы не сказать чего-нибудь лишнего.

— Может быть, вас даже пропустят по третьей степени.[20]

— Фу, Уильям, как вы можете говорить такие страшные вещи? Вы меня с ума сведете.

— Но Артур, это же будет… Я хотел сказать: а может быть, вам это придется по вкусу?

Артур хихикнул:

— Xa-xa. Ха-ха. Должен признать, Уильям, что даже в самый жуткий час ваше чувство юмора неизменно приходит мне на помощь… Ну что ж, если бы допрос вела фройляйн Анни или какая-нибудь другая столь же очаровательная юная леди, я, глядишь, и прошел бы через него с — э — так сказать, основательно смешанным чувством. Н-да, — он беспокойным движением поскреб подбородок. — Мне будет совершенно необходима ваша моральная поддержка. Вы должны пойти со мной и подставить, так сказать, дружеское плечо. А если это, — он нервически оглянулся через плечо, — свидание закончится для меня плачевно, я бы попросил вас сходить к Байеру и рассказать ему, как было дело.

— Схожу. Непременно схожу.

Когда мы вышли из автобуса на Александерплац, беднягу Артура так трясло, что я предложил зайти в ресторан и выпить по рюмке коньяку. Сидя за маленьким столиком, мы глядели, как глыбится на той стороне проезжей части огромная тускло-коричневая масса полицайпрезидиума.

— Вражеская крепость, — сказал Артур, — в которую я, такой маленький и несчастный, должен отправиться совершенно один.

— Вспомните о Давиде и Голиафе.

— Что вы такое говорите. Боюсь, что нынче утром у меня с Псалмистом[21]мало общего. Я скорее чувствую себя жуком, которого вот-вот переедет паровой каток… Знаете, что забавно: я с самых ранних лет инстинктивно недолюбливал полицию. Меня раздражает покрой их мундиров, а уж эти немецкие шлемы — они не просто отвратительны, в них, знаете ли, есть нечто зловещее. Стоит мне только увидеть, как один из этих монстров заполняет официальную форму своим нечеловеческим, как в детской прописи, почерком, и у меня возникает странное такое чувство — как будто екает что-то внутри.

— Да-да, прекрасно вас понимаю.

Артур немного приободрился:

— Я очень рад, что вы сейчас со мной, Уильям. Бы умеете так близко к сердцу принять чужую боль. И в день своей крестной муки я не мог бы пожелать себе наперсника лучшего, чем вы. Полная противоположность мерзавцу Шмидту, который только и делает, что злорадствует по поводу моих несчастий. Ничто не может доставить ему большего наслаждения, чем если он вдруг окажется вправе сказать: «А что я вам говорил».

— По большому счету ничего особенного они с вами там не сделают. Это над рабочими они могут измываться как хотят. Не забывайте: вы принадлежите к тому же классу, что и их хозяева. Вам только нужно сделать так, чтобы они об этом не забывали.