Когда она наконец положила ложку, мама завела разговор о безрукавке.
— Ты не хочешь ее примерить? — настаивала она. — Бабушка ведь ради тебя старалась.
Кейт посмотрела на нечто ярко-оранжевое с вкраплениями ядовито-желтого цвета, висевшее на вешалке с внутренней стороны кухонной двери. Безрукавка навевала мысли о несчастном случае на предприятии по переработке цитрусовых. Кейт неохотно поднялась и взяла ее.
Уединившись в ванной, она с грустью смотрела на себя в зеркало. Бабушкин подарок оказался слишком узким и таким колючим, словно в шерсть добавили цемент. Узкая передняя планка обтягивала ее чересчур большую грудь. Чтобы натянуть безрукавку, Кейт пришлось снять бюстгальтер, и теперь грудь сплющилась, а соски просвечивали где-то в районе пупка. Желтая бабочка, свисающая приблизительно в четырех дюймах оттого места, где должна была находиться грудь, еще сильнее портила всю картину. Хуже того — бабушка, как всегда, что-то напутала с мерками и плечи оказались почти полностью открытыми, а ядовитые цвета лишь подчеркивали бледную, с синеватым отливом кожу. Кейт угрюмо подняла руки и принялась разглядывать начинающие обвисать мышцы.
— Кейт? — послышался голос матери, потом — стук кулаком в дверь. — Кейт!
— Я никак ее не надену! — Она медлила, пытаясь растянуть безрукавку, которая оказалась еще и слишком короткой. Почему они так торопятся увидеть худшее из всех творений бабушки?
— К тебе кто-то пришел, — раздался шепот матери из-за двух слоев МДФ, — он у двери.
Взглянув в зеркало, Кейт заметила, что ее глаза распахнулись от удивления. Кто-то пришел к ней? Можно не сомневаться — это Даррен, окончательно запаниковавший перед выходом на сцену. В общем, все к этому и шло. Уходя из офиса, она пожелала ему удачи, а он лишь испуганно прохрипел что-то в ответ.
Дверь с матовым стеклом была приоткрыта, и за ней виднелась чья-то фигура. Чувствуя, как шерсть с добавлением нейлона обжигает кожу на обнаженной груди, Кейт широко распахнула дверь и ахнула от неожиданности. Это был не Даррен.
На пороге стоял Натаниэль Хардстоун. Скользнув холодным оценивающим взглядом по лицу Кейт — оно становилось все более красным — и по безрукавке, он недоуменно уставился на вязаную бабочку:
— Вот это да! Клевый прикид!
О нет, этого не может быть! Только не сейчас! Только не в таком виде!
Сам Нат выглядел так, словно только что сошел с рекламного плаката фирмы «Гэп». Без костюма он казался красивее, чем когда-либо: выбеленные джинсы, болтающиеся на бедрах, вязаный свитер, который смотрелся бы нелепо на каждом, хоть немного уступающем ему во внешности, и замысловатые кроссовки, без сомнения, очень модные сейчас в Хокстоне.
«Какого черта ты не позвонил? — хотелось закричать Кейт. — Почему не предупредил заранее, желательно за неделю?» Пока она медлила у порога, не зная, как поступить, из гостиной у нее за спиной раздалась музыка — основная тема «Улицы Коронации», прервавшая серию на середине, а потом послышались громкие рекламные лозунги.
— Я тоже рад тебя видеть, — задумчиво произнес Нат. — А мне казалось, что у нас свидание. Помнишь Эдварда Руки-Ножницы?
— Но… Я думала, ты под домашним арестом.
Он довольно улыбнулся:
— По сути дела, так и есть. Отец направил на меня все камеры. Но к счастью, я неплохо разбираюсь в компьютерах. Залез в центральную систему наблюдения за домом и отключил электронное управление воротами. Всего несколько проводов, которые я соединю потом, — и вот я свободный человек.
— Никогда бы не подумала, что ты захочешь увидеть выступление Даррена.
— Я и не хотел… Просто, мне кажется, это гораздо веселее, чем смотреть телевизор.
— Кейт! — раздался из гостиной крик отца. — Холодно, черт возьми! Заткни дыру!
Нат удивленно поднял брови:
— Что он сказал?
— Это значит «закрой дверь», — пробормотала Кейт. Она знала — когда отец невразумительно выражает свои просьбы, он делает это специально, чтобы позлить ее. — Входи.
Оказавшись внутри, Нат принялся осматриваться. Кейт попробовала взглянуть на свой дом глазами гостя: старый ковер — имитация персидского с многоцветным узором, на стенах в холле — большая мамина коллекция тарелок с изображением животных, которые прилагались к воскресным газетам, и несколько особо выдающихся работ школьного фотографа. На губах Ната появилась легкая улыбка, а у Кейт от стыда подкашивались ноги.
— Дорогая, мы здесь, — позвала мать из гостиной. — Пригласи своего друга войти.
Потом послышался взволнованный голос бабушки:
— Да, Кейт. Идите сюда, я хочу посмотреть, как на тебе смотрится безрукавка.
— Она сама связала ее, — объяснила Кейт Нату.
— Честно говоря, я и не надеялся, что это творение Джулиен Макдоналд, — прошептал он в ответ, чуть задержавшись на пороге гостиной.
— Входи, — крикнул ему отец, — что ты стоишь там как пень на поляне? — Обычно он говорил так каждому, кто, по его мнению, бездельничал.
Брови Ната взметнулись так высоко, что едва не потерялись в его роскошных волосах.
— Что это, черт возьми, значит? — прошипел он.
— Ничего. — Кейт сжала кулаки так сильно, что обкусанные ногти впились в ладони. Она уже поняла, что Нат не произвел впечатления на отца. Найджелу Херрингу был оказан такой же прием. Ей удастся пережить это, если только… если только он сможет сдержаться и не станет называть ее Кэтлин. — Это Нат, — объявила она, бросая на отца предостерегающий взгляд.
— Как поживаете? — Лондонский выговор Ната был безупречен.
— Нат, да? — переспросил отец весело — это не предвещало ничего хорошего. — Как орех?[13]
— Натаниэль! — раздраженно сказала Кейт. — Он работает со мной в «Меркьюри».
— Симпатичный свитер… — сказала бабушка, глядя на Ната через бифокальные очки. — Из какой он шерсти?
Нат с удивлением посмотрел на нее и коротко ответил:
— Не знаю.
— Проходи и садись, Нат, — широко улыбаясь, пригласила мама.
Он недовольно взглянул на Кейт:
— Гм… мы скоро уже уходим, да?
— Что? — фыркнул отец. — Чтобы наша Кэт… то есть наша Кейт, вышла из дома в таком виде?
— О чем ты? Она шикарно выглядит в этой безрукавке! — возмущенно сказала бабушка, разглядывая внучку. — Разве не так? — спросила она у Ната.
Он откашлялся:
— Она выглядит… гм-м… интересно…
Кейт стояла, опустив глаза, и мечтала провалиться сквозь землю.
— А я бы на все пошла ради такой девушки, — задумчиво произнесла бабушка.
Кейт пришла в отчаяние и застонала. Осталось только отцу заметить — как он делает всегда, когда хочет смутить ее, — что на улице темно, как в желудке у коровы, и слишком холодно, чтобы выходить в двух сетках для волос.
