Тед сам не ожидал, что все произойдет именно так, хотя и был инициатором происходящего. Я сошел с ума, подумал он. Мне не следует этого делать.
Наконец усилием воли он переборол себя и, отодвинувшись от Долли, произнес вслух:
— Мне не следовало бы этого делать — это действительно не по соглашению.
— Это не было репетицией, — заметила Долли. — Это были реальные чувства.
— Нет, нет, нет, — излишне горячо запротестовал Тед. — Единственная женщина, которую я любил, была моя жена. Она умерла два года назад, и с тех пор я не встречался ни с одной женщиной.
— Что ты сказал, Тед? Этого не может быть, — искренне удивилась Долли.
— Я сказал то, что ты слышала. И ты права — мне нужно идти. Я подъеду к тебе в полвосьмого в субботу.
В субботу, за десять минут до прихода Теда, Долли была уже готова. В одиночестве Долли рассматривала себя в зеркале в своей спальне. Она убрала волосы так, чтобы они не закрывали красивые сережки, блестевшие в ушах. Ее белое платье было покрыто тиснеными перламутровыми цветами — оно открывало шею, руки и плечи, оголяло спину до самой талии, на ней также были бежевые колготки и туфли-лодочки. Придирчиво оглядев себя, она обрела уверенность, что все было как раз так, как требовалось, чтобы произвести впечатление на Теда. Долли хотела покорить этого мужчину, может быть, в отместку за его холодность, может быть, в пику другим женщинам, с которыми он был знаком. Услышав дверной звонок, она быстро сбежала вниз по ступенькам, чтобы открыть дверь. Ее руки были холодными, она явно нервничала.
Тед пришел раньше. Она хотела бы еще немного времени остаться одна, чтобы окончательно увериться в себе. Еще раз бегло бросив взгляд на зеркало, она сосредоточила все мысли на предстоящем вечере. Платье, конечно, было изумительным, и ей хотелось бы потанцевать в нем с самым интересным мужчиной во всем этом городе. Она открыла входную дверь и стала так, чтобы Тед смог пройти в дом. Через дверной проем лучи вечернего солнца упали на Долли, высветив всю ее на темном фоне прихожей. Ее платье и перламутровые цветы ослепительно заблестели, а волосы вспыхнули чистым золотом. Потрясенный этим неземным видением, Тед отступил на шаг и промолвил:
— Бог мой! Это платье прямо-таки создано для помолвки.
Ее тактика принесла успех: он увидел-таки, наконец, в ней нечто большее, чем маму друга своего сына.
Костюм на Теде сидел безукоризненно и подчеркивал стройность его фигуры, рубашка сверкала белизной, а по его лицу было видно, что для него предстоящее событие имеет большое значение. Долли улыбнулась.
— Мне приятно, что ты оценил мои старания.
Тед посмотрел на часы и произнес:
— Ты готова?
— Мой шарф остался на кухне.
Долли прошла через холл, сопровождаемая Тедом. Когда они достигли кресла с белым газовым шарфиком на спинке, он протянул ей небольшую коробку со словами:
— Я хотел бы, чтобы это немного добавило тебе радости.
Она робко взяла коробку и медленно открыла ее, предварительно развязав ленты. Внутри находился небольшой букет бледно-розовых орхидей. Она спросила:
— Зачем ты делаешь это? Это не входит в твои обязанности по договору, — и вздрогнула от неуместности собственных слов.
— Ты не любишь орхидеи?
— Они прекрасны, — искренне призналась Долли.
— Тогда в чем же дело?
Она опустила голову.
— Майкл никогда не дарил мне цветов. А каждый мужчина, которого я встречала за последние три месяца, обязательно делал мне какой-то подарок. Подарок, который заставлял меня чувствовать себя обязанной, мне всегда казалось, что я как-то должна отплатить ему…
— Ты имеешь в виду секс?
— Разумеется нет, но… Одним словом, впервые мне дарят что-то, что мне нравится, но ни к чему не обязывает.
Его брови вдруг нахмурились.
— Я же говорил, что тебе не следует опасаться меня, так что смело бери эти цветы.
Она почувствовала, как слезы наворачиваются на глаза.
— Так почему ты даришь мне эти орхидеи, Тед?
— Поверь, это от чистого сердца. Я просто принес тебе цветы, и если ты не примешь их, я выброшу их в окно!
Она осторожно сказала:
— Я не могу понять… что ты чувствуешь, когда даришь их мне?
Его гнев исчез так же быстро, как и появился.
— Это много значит для тебя?
— Да, очень много.
— Если я скажу, что я купил их потому, что они напомнили мне о тебе? Впрочем, это была лишь одна из причин…
— Что, были и другие?
— Другая причина состоит в том, что я восхищаюсь твоей искренностью и храбростью.
Бледные лепестки орхидей очаровывали Долли.
— Если я заплачу сейчас, — сказала она улыбаясь, — то потечет тушь, и мы точно опоздаем.
— Твой муж любил тебя? — не мог удержаться Тед от того, чтобы не задать давно мучивший его вопрос.
Она отрицательно покачала головой.
— Он любил только самого себя. Я служила лишь в качестве добротной оправы к бриллианту. К тому же он, мне кажется, никогда не любил Роберта.
— Он просто самовлюбленный фанфарон, — гневно заключил Тед, вспоминая безлико-красивое лицо ведущего передачу телевидения.
Она беспомощно пожала плечами.
— Нам пора идти.
Очень бережно Тед коснулся руками ее оголенных плеч.
— Эти орхидеи будут отлично сочетаться с твоим платьем.
Долли почувствовала прикосновение сильных мужских рук на плечах, вздрогнула, затем посмотрела на него и ответила:
— Мне будет приятно носить их. И я думаю, что ты сделаешь мне одолжение, приколов их к моим волосам.
Тед задумчиво произнес:
— Иногда я оказываюсь сбитым с толку твоей реакцией на мои поступки. Ты поблагодарила меня за цветы как-то по-особенному, не так, как принимают подарки большинство женщин. Женщины, которых я встречал, воспринимали мои подарки как должные знаки внимания со стороны мужчины.
Она вскинула голову.
— Ты дарил им такие же цветы или что-то другое, что их обязывало?
— Я не понимаю, почему ты опять нападаешь на меня, — он раздраженно посмотрел на нее.
— Извини, я сама этого не понимаю.
Она поправила расческой волосы и обратилась к Теду:
— Прикалывать надо сюда, чтобы венчики смотрели немного вперед.
Долли с нескрываемым удовольствием наблюдала, как он довольно неумело и, кажется, нежно прикалывал орхидеи.
— Ты выглядишь сейчас столь экзотично, что кажется, будто сошла с картины Поля Гогена.
