Еще совсем рано, но дети уже вовсю носятся по деревне. Некоторые палкой катят перед собой велосипедные шины, что дает им очевидное скоростное преимущество перед остальными. Красное ухо тоже седлает своего железного коня и дерзко берет курс на юг. Иногда на его пути встречаются песчаные ручьи, которые он пересекает по мостам, построенным, вероятно, в надежде привлечь сюда хоть какую-нибудь реку — подобно пчеловоду, что строит роскошный дворец для дикого роя. Иногда он сворачивает с главной дороги, чтобы передохнуть, усевшись в тени мангового или сырного дерева.
О Бри! О Канталь![30]
Что это порхает там вдали? Птица какая или бабочка? Так сразу и не скажешь: бабочки здесь такие крупные… Потом картина проясняется, и оказывается, это ветер кружит целлофановый пакет. Земля в Африке соломенно-охристого цвета. А еще она усыпана мусором. Красное ухо долго восхищается ослиным скелетом, валяющимся посреди дороги. Ему вспоминается Бальтазар[31], и он декламирует подруге последние строки бодлеровской «Падали»[32].
После его ухода стервятники хором повторят отрывок.
Оформление дорожных знаков малийцы позаимствовали у французов, поэтому на въезде в Мафейю — скромную деревушку с колодцем посередине — водителя встречает прямоугольный металлический щит с синими литерами и красной каемкой. Зато указатели, предупреждающие о возможном столкновении с коровой (или зебу, если называть вещи африканскими именами), чаще всего деревянные и раскрашены вручную, а потому настолько разнятся друг с другом, что создается впечатление, будто каждый из них анонсирует появление вполне конкретной буренки — какой-нибудь Ньерикалан или Полосатки, которая именно здесь обычно переходит дорогу А еще у каждого зебу есть свой собственный горб. Горб — лицо зебу и его визитная карточка, он индивидуален и неповторим. Храброе Красное ухо наивно шагает по улицам бамбарской деревни. Восседающий на циновке деревенский старейшина молча принимает десяток орехов кола, которые преподносит ему чужестранец. Лицо его остается бесстрастным.
Но широким жестом руки он призывает гостя продолжить экскурсию, остаться, построить себе хижину.
О, да никак Красное ухо задумал восстановить нашу колониальную империю в ее исторических границах! А все потому, что собирается извлечь для себя немалую пользу из недр Африки, — без природных богатств и полезных ископаемых он не мыслит своей великой поэмы про Африку, да и ископаемым сложно найти лучшее применение. Мозаика из благородных сортов древесины, инкрустированная золотом и драгоценными камнями, армированная металлом и обрамленная слоновой костью, — такой будет его поэма: хрупкая и изысканная, но вместе с тем крепкая и небьющаяся.
Все, что можно выкачать, добыть, поймать, собрать и произвести, будет выкачено, добыто, поймано, собрано и произведено, а затем сброшено в плавильный котел великой поэмы про Африку.
Уровень водоносного горизонта нынче невысок, но орошение поэмы не терпит отлагательств, поэтому в ход пойдет ручной насос. Реки и речушки, забыв про свои дела, кинутся озеленять поля черного молескинового блокнота. Сорго, арахис и фасоль перемелются в цемент для великой африканской поэмы, который получится до того нежным, тягучим и клейким, что понемногу в нем увязнут даже колдующие над своими ступками пышнотелые крестьянки, и Красное ухо без зазрения совести прикажет своим боям (за которыми нужен глаз да глаз, ибо все они редкие воришки, проныры и лентяи) продолжать процесс замешивания. Все трудовые ресурсы Африки должны быть брошены на возведение великой поэмы. Люди, звери, за работу!
Склонившись над кассовой книгой, Красное ухо запишет полученную прибыль: это и будет его поэма.
И снова Красное ухо бросает Африке вызов. Он хватает ее за подбородок. Он выкручивает ей руки.
Африка! Африка! Он брызжет на нее слюной — что-что, а урожай в этом году будет богатый!
И снова Красное ухо называет Африку: ибо в имени этом — суть его великой поэмы.
Еще немного и он скажет Африке все, что о ней думает. Вы смотрите на Африку и видите лишь кожуру да шелуху, тогда как он крепко сожмет ее в кулаке и выжмет весь ее сок, до последней капли.
Она пытается скрыться — он седлает ее на скаку. Она встает на дыбы — он приникает к ее хребту.
Африка! Африка! Это припев. Ну а песня появится позже. Она уже формируется и набухает в чреве Красного уха. Его походка стала пружинистей, чем была до Африки, движения — пластичнее.
Вот идет Красный живот, Красное бедро. Африка, встречай своего поэта!
Африка у его ног, малейшее его желание для нее закон. Он может делать с ней все что угодно. В его поэме она целиком и полностью в его власти.
Но Красное ухо не садист: он разжимает свою железную хватку.
Теперь он — милосердный государь, который тяготится властью и равнодушен к радостям мирским. Я решил выпустить свою пленницу, поясняет он.
На исходе дня он спускается к реке и устраивается на плоском камне со спинкой, лежащем у самой воды. Шум деревни и перекрывающие его звуки барабанов остались позади. Солнце скрылось за горизонтом, и в тот же момент застрекотал сверчок. Полная автоматизация Африки не за горами. Мгла медленно поднимается к звездам, и ступеньки старой лестницы не скрипят под ее ногами. На песке, прижавшись друг к дружке, дремлют длинноносые пироги. Тому, кто по неопытности примет их за крокодилов, можно только посочувствовать, ведь если у крокодила вечно в желудке пусто, так у пироги и вовсе нет живота. В охотничьем азарте кружащие над водой летучие мыши, кажется, еще немного и навсегда избавят Африку от малярийной заразы. Красное ухо выступает в качестве благодарного зрителя и слушателя. Ему повезло, ему достался билет в первый ряд. Ночь расстилается перед ним. Ни одна деталь не ускользнет от его внимания. Но для того чтобы и он сам стал частью этой картины, ему нужен кто-то, кто увидел бы его сзади, со спины, сидящим на плоском камне у реки.
Вот тут наконец потребуется читатель.
Итак, читатель, перед вами Красное ухо, сидящий на плоском камне у реки. Вероятность того, что из воды внезапно выскочит голодный кайман, по правде говоря, невысока, но еще никогда в его жизни она не была столь реальна, а потому, читатель, уставший от созерцательных восторгов персонажа, может смело за нее хвататься и ожидать рокового всплеска. Красному уху надо бы срочно взять себя в руки, а не то вместо великой поэмы про Африку у него выйдет ода Нигеру, который и все бубу отстирает, и каждую живую тварь напоит — и так от Гвинеи и до самой Нигерии.
