Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 95
– Камарадьяки! – кричит Любиёва, отстраняя его. – Доброго вам пожалования в Слаку! Ой, Петвурт, ваше лицо стало совсем красное! Может быть, вы робкие, как все английские люди!
– Мне кажется, это подходящий цвет для вашей страны, – отвечает Петворт.
– Думаю, вы любите наши обычаи, – говорит Любиёва. – Значит, вы сделаете хороший визит. Сейчас я только скажу
милиционеру, что все проблемы порешились. Пожалуйста, возьмите некоторые ваши багажи и куда-нибудь пойдем. Вы бы любили хороший отель на старинный лад?
– Да, – отвечает Петворт, чувствуя, что всё возвращается в привычную колею, берет обретенный багаж и вслед за обретенной переводчицей идет к вечернему свету, к двери с надписью «ОТВАТ».
– О, вы наверняка думаете, что я плохой гид, – говорит Любиёва. – Вы думали, никто за вами не приходит? Думаю, да, но это неправда. Конечно, кто-нибудь за вами приходит, вы важный гость. Везде люди ждут вас увидеть и послушать ваши разговоры. В таких местах часто бывает недоразумение, но это не важно. Сейчас мы найдем очень хорошее такси. Как же я радую, что вы здесь!
Они подходят к двери с надписью «ОТВАТ» и уже собираются выйти наружу, когда Петворт понимает, что за ним кто-то следит, причем довольно давно. На выходе, против света, стоит, сложив руки на груди, маленький темноглазый мужчина лет тридцати – сорока, с выбритыми щеками и аккуратной бородкой. На нем белая тенниска с какой-то эмблемой вроде животного на груди слева и черные брюки в тонкую полоску. Лицо птичье, во рту – изогнутая трубка. Петворт и прежде несколько раз замечал его в толпе и чувствовал, что вроде бы видел прежде, хотя, разумеется, не мог вспомнить, где и когда. Теперь человек улыбается, вынимает изо рта трубку, делает шаг вперед и говорит:
– Как, мой добрый старый друг доктор Петворт! Вижу, вы получили очень хорошую встречу. Впрочем, с дамами вам обычньм образом везет. Как поживаете?
Петворту приходится поставить багаж, чтобы пожать протянутую руку.
– Очень хорошо, спасибо, – говорит он.
– Конечно, – подхватывает человек. – А очаровательная миссис Петворт, как поживает она? Надеюсь, она не набрала полноту? У нее замечательная фигура, когда в стройности. Но ей всегда надо наблюдать диету.
– Тоже очень хорошо, спасибо, – говорит Петворт, изумленно глядя в улыбающееся лицо незнакомца.
– Таким дамам не надо портить свои фигуры, – говорит тот. – Я часто ее воспоминаю. И, разумеется, восхитительный Кембридж. Как он сейчас? Я имею о нем самую лучшую память.
– Кембридж? – переспрашивает Петворт. – Кембридж тоже очень хорошо.
Рядом Любиёва нервно теребит ремень сумки. Петворт смотрит на птичье лицо, и что-то начинает проступать в памяти. Кембридж, Англия, лето, солнце сияет, деревья облеплены тлей, разгар летнего семестра, улицы полны молодыми людьми из самых разных культур, звучит разноплеменная речь, длинный, раскаленный от солнца зал, складные стулья, сквозь открытые окна слышно, как на лодочках орут транзисторы и взвизгивают белокурые шведки, регулярно выпадая за борт; впереди возвышение, на котором сам Петворт читает лекцию о какой-то лингвистической закавыке, а в дальнем ряду, у двери, тот человек с острым лицом, птичьими глазами, выбритыми щеками и аккуратной бородкой – гримасничает, широко улыбается шуткам, раскачивается из стороны в сторону в знак несогласия, изо всех сил кивает в знак одобрения. Время неопределенно: это может быть любая из летних школ Британского Совета, которые проводятся ежегодно, дабы ознакомить зарубежных университетских преподавателей с новейшей литературой, критикой и лингвисткой, а также реалиями и тонкостями английского быта, например традицией регулярно посещать пабы. Вот уже довольно давно Петворт каждый год проводит здесь несколько дней, отчитывает лекции по таким вопросам, как tabula ли rasa сознание до того, как заполнится языком, пьет в гостиничном номере и бродит по книжному магазину; тем временем его жена, радуясь, что вырвалась из домашнего однообразия, разглядывает деревенские ситчики Лоры Эшли и корзинки в магазине Джошуа Тейлора, посещает бары, бутики и университетские часовни.
За долгие годы Петворт познакомился в Кембридже со многими слушателями, но только этого человека, которого наконец узнал, мог бы назвать запоминающимся: ум, сарказм, пронырливость, вездесущность, способность встрять в любой разговор, готовность задать вопрос после любой лекции и впрямь выделяли его среди других.
– Что за место! – говорит этот человек теперь, в Слаке. – О нем я имею самые замечательные воспоминания. Особенно я помню превосходные литературные разговоры, которые мы с вами имели. О, доктор Петворт, вы были тогда ехидный, очень въедкий. Мы с надеждой снова ожидаем эти качества. Надеюсь, вы не забыли мое имя, мой добрый старый друг. Плитплов.
– Конечно, мистер Плитплов, – восклицает Петворт. – Очень приятно снова встретиться.
– Теперь доктор Плитплов, к вашему удовольствию, – поправляет Плитплов, смиренно опуская голову. – Жизнь меняется для всех нас, к лучшему или к худшему. И в немалой мере спасибо вам. Может быть, вы помните некую небольшую работу – то есть небольшую для вас, большую для меня, – по поводу которой вы оказали помощь? Вам я обязан многими важными примечаниями, ссылками, которые не мог добыть в библиотеках Слаки. Вы знаете, что книги для нас проблема, к ним надо пробиваться. Однако вы очень добры, и теперь эта работа напечатана в нашей стране и получила, если скромность позволит мне сказать, заметный резонанс.
– Замечательно, – говорит Петворт.
– Разумеется, я сохраняю для вас экземпляр, – продолжает Плитплов. – И вы найдете в начале чрезмерную благодарность за ваш вклад, за научное и не только научное содействие. И миссис Петворт. Я не упустил ее большую мне помощь.
– Она и впрямь вам сильно помогла? – спрашивает Петворт.
– Да, да, – отвечает Плитплов. – Она такой прекрасный человек.
В аэропорту города Слака Петворт снова вспоминает Кембридж, и в памяти всплывает что-то еще. Летний вечер, дворик какого-то паба, может быть, «Орла», панки и молодые люди из языковых школ пьют, сидя прямо на мостовой, темноволосая жена нервно стучит пальцами по пустому бокалу из-под джина, и тот же человек с озабоченным лицом никак не дает им уйти, всё вещает и вещает о литературоведческом анализе литературного произведения девятнадцатого века, что-то насчет образов пищи и питья у…
– Подождите, это был не Троллоп? – спрашивает Петворт.
– Ах, мой друг, я вижу, ваше воспоминание очень точно. – Плитплов широко улыбается. – Троллоп, ваш великий и не по заслугам забытый литератор эпохи буржуазного реализма. Хочу верить, что я восстановил его интерес, снова застолбил его репутацию.
– Хорошо, – говорит Петворт. – Замечательно. Скажите. я забыл: вы преподаете здесь, в университете Слаки?
Плитплов вынимает из кармана кисет, медленно достает оттуда какое-то растительное вещество и задумчиво набивает им длинную изогнутую трубку.
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 95
