Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 81
Ецзунхуй – ночной клуб.
Жукоу – вход.
Иньхан – банк.
Куйсунь – убыток.
Кэкоу кэлэ – кока кола.
Мэньсо – замок.
Ни ха – здравствуй.
Пицзю – пиво.
Пяо – билет.
Ти – доза.
Тивэньцзи – градусник.
Уфань – обед.
Хаочи – вкусно.
Хуайдань – мерзавец.
Хушо бадао – чушь.
Хэнь гаосин – с удовольствием.
Цаньтин – ресторан.
Цзинцзи – игра.
Цзюба – бар.
Чоуди – вонючий.
Чукоу – выход.
Шагуа – дурак.
Шаонянь – парень.
Шен-шен – жизненная сила.
Шэбэй – оборудование.
Юйи – плащ.
Аварон
Андрею Монастырскому
9 сентября 1937 года немке Эсфирь Семеновне опять сорвали урок: только она принялась диктовать диктант «Mein lieblingsbuch», как весь 5-й "Б" загудел. Она выбежала в слезах.
– Робя, фашизм не пройдет! – закричал Петух и поднял сжатый кулак.
В классе все знали, что у Петуха отец воюет в Испании.
– Пошли в «Ударник» на «Арсена»! – предложил Вовка Фрумкин.
– Уже дважды смотрели, – зевнул Серега Голова. – Айда по домам.
– Робя, она за директором поползла, – сел на парту Сальников. – Лучше остаться.
– Вот и сиди здесь, Сало. – Петух вытянул из парты портфель. – Петьк, пошли с девятым домом в расшибец порежемся. Они там за котельной с утра до ночи духарятся.
– Я – домой. – Петя положил учебник и тетради в свой портфель желтой кожи, застегнул.
– Петь, оставайся. – Сальников качался на пар-те. – Будем с фашистской гадиной воевать.
– Guten Tag. – Петя вышел в пустой школьный коридор.
В нем было прохладно и сильно пахло краской. Возле двух белых бюстов Ленина и Сталина стояли корзины с цветами.
– Петьк, погоди! – Андрюша Скуфин догнал Петю. – Чего так рано домой? Пошли выжигать!
– Неохота. – Петя спускался по лестнице, стукая себя портфелем по коленям.
– Чего ты вареный такой? – Скуфин остался стоять наверху. – От отца есть чего?
– Не твое дело. – Петя потянул дверь, вышел на улицу.
В Лаврушинском переулке было чисто и жарко. Солнце серебрило неряшливые тополя, уже тронутые желтизной, сверкало в створе открытого окна писательского дома. Полная женщина мыла другую половину окна.
Петя вышел на набережную.
Здесь было тоже жарко, чисто и пусто.
«Сказал на свою голову, – вспомнил Петя Скуфина. – Теперь каждый раз пристает, дурак.Хорошо, что про мать не знает».
Он добрел до Малого Каменного моста, посмотрел на работу молодого регулировщика в белом кителе и белом шлеме, перешел через мост.
На «Ударнике» по-прежнему висели две афиши – маленькая «Арсен» и большая «Ленин в Октябре». Петя уже трижды посмотрел «Арсена» и дважды «Ленина в Октябре».
Недавно покрашенная крыша «Ударника» сверкала серебром.
Петя направился к большому серому дому, возвышающемуся над куполом «Ударника», но вдруг остановился.
«Сейчас начнется! – хмуро подумал он. – Опять из школы сбежал?! Прогуливаешь? В физиономию захотел?!»
Бабушка шла на него, сворачивая жгут из розового полотенца.
– Ты думаешь, без родителей я тебе шалберничать позволю?!
Петя сплюнул, посмотрел на свои окна. В столовой занавешено, как всегда. В детской открыто. Наверно, Тинга вырезает своих кукол.
Он сделал еще несколько шагов и остановился.
Рядом стоял подвижной лоток с газировкой. С трех мокрых стаканов на алюминиевом подносе стекала вода. Солнце тяжело светилось в перевернутом стеклянном конусе с вишневым сиропом. Худая продавщица с желтыми кудряшками из-под белой пилотки и с папиросой в стальных зубах сонно глянула на Петю.
Он сунул руку в карман и тут же вспомнил, что денег нет.
«Каждую копейку теперь надо беречь!» – бабушка очень часто стала пересчитывать оставшиеся деньги и прятала их в новом месте – не в китайской шкатулке отца, а в своей коробке с орденом.
– Ну что, истребитель? – хрипло спросила продавщица. – Полный потянешь аль половинку?
Петя повернулся и побрел через проезжую часть – на ту сторону.
Фонтан по-прежнему уже вторую неделю не работал, на скамейках сидели редкие люди. По клумбе ходили голуби.
Петя добрел до ближайшей скамейки и плюхнулся на нагретое солнцем крашеное дерево. Положил желтый портфель на колени. Замок портфеля глупо улыбался.
– Дурак… – Петя плюнул в латунную морду замка.
На лавоче возле клумбы засмеялась девушка. Парень в футболке что-то быстро, но негромко рассказывал ей. Она смеялась, облизывая эскимо, зажатое двумя круглыми вафлями.
– Дура… – Петя зло посмотрел на девушку.
Нагретая полуденным солнцем, Москва была полна дураков.
Петя дернул себя за кончик пионерского галстука, посмотрел на портфель. Замок по-прежнему улыбался сквозь слюну.
– Скройся, гад! – Петя плюнул так сильно, что слюна попала на галстук.
– Бесполезно. Слюны не хватит, – раздался спокойный голос рядом.
Петя повернул голову.
На другом конце скамейки сидел мужчина в светло-сером костюме с такого же цвета шляпой на голове.
– Его только плавильная печь исправит. – Мужчина подмигнул Петиному портфелю, снял шляпу и стал быстро обмахиваться ею. – Сентябрь, а духота как в июле. Хоть бы картошкин дождичек ливанул…
Он был неопределенного возраста, лысыватый, с узким сухощавым лицом.
«Кондуктор какой-то», – подумал Петя.
– Ну что, Петь, допекла тебя бабишка – потная пипишка? – спросил незнакомец. – Ладно бы за дело грызла, старая. А то ведь со страху бесится – как бы завтра за ней не пришли. А была-то раньше неробкого десятка – зам. начальника политотдела армии. Не баран чихал. В девятнадцатом под Херсоном, когда белые прорвались и Буракявичюса ранило, она шестерых из маузера застрелила. Потом, когда Городовиков с бригадой подошел, она Парфенова перед строем лично расстреляла. А теперь без валерьянки не засыпает. Кому она нужна?
Петя недоверчиво смотрел на незнакомца. Больше всего его удивляло, что тот знает тайное прозвище бабушки «бабишка – потная пипишка», которое Петя придумал не так давно, бормотал только про себя и не говорил даже сестренке Тинге.
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 81
