— На, — топорик для дров вонзился в землю у сапог Эртана. — Я не убиваю ради развлечения.
— А я, по-твоему, убиваю?!! — орк, поднявший было орудие казни, метнул его обратно. — Не буду я его ррубить.
— Почему?
— Он не сопрротивляется.
Сом развернулся мордой к берегу, и что-то в его взгляде было мудрое и печальное.
— До Вельги далеко?
— Не очень. Часов восемь ходу, — Эртан, в чьей крови жила Орканская степь (хоть он там ни разу не бывал), мерил расстояния по-своему.
— И правда, рукой подать, — согласился Арвиэль, тоже не пасующий перед вёрстами. — Давай его туда отвезём?
— Сдуррел?! — ахнул орк, но тоже заглянул в сомовьи глаза и продолжать не стал.
— Съесть мы его не можем, зарубить тоже, в речке оставлять нельзя, если притащим в город, его у нас отберут и убьют. Я сказал Берену, что вернусь послезавтра, так что меня не хватятся. — На самом деле они с наставником разругались. Берен всё ещё сердился, но уже не из-за выходки с арестом, а из-за того, что Арвиэль себя считал правым, и самое ужасное — перечил градоправителю. Вспылив, парень выдал то, о чём разумные дети сообщают родителям в более подходящий момент: он собирался переехать и уже присмотрел симпатичный участок под сруб. Потому как нехорошо, если двое взрослых мужчин, не родственники, живут в одном доме. А Берен… Берен обозлился по-настоящему. Даже в сердцах бросил: «Катись, куда хочешь, глаза б мои тебя не видели!» Понятно, что не всерьёз, но всё равно обидно и горько.
— Ну да, и я так сказал, — кивнул орк, правда, не уточнил, кому сказал.
— Симеон, тащи телегу и бочку!
— И каррту, — добавил Эртан. — Я там давно был, и дорроги не помню.
* * *
Достать из сарая бочку и четырёхколёсную ручную тележку не составило труда, но встал вопрос, как выгнать сомоперевозку за ворота, запертые по ночному времени. Помяукав над тяжкой дилеммой, кот протянул лапу и сцапал ключ, висевший на шее Сатьяна, на пару с Риертом сегодня охранявшего выход.
Индикатор Преступлений мигнул, соображая, стоит ли считать действия домашнего духа как акт хищения, но передумал.
Соррен бдил, оглашая караулку богатырским храпом.
Поскрипывая, тачка вплыла в ворота. Не до конца проснувшись, Сатьян приоткрыл единственный глаз. И остолбенел: мимо его чурбачка сама собой двигалась непонятная конструкция, шёпотом напевая: «Во садочке во моём козы разгулялись…» Несмотря на бурдюк креплёного, реакция стражника не подвела, и в поющую самоходку уставился болт взведённого арбалета:
— Стой, кто идёт!
— Тишше, я тебе снюсь, — ласково прошептала бочка. — Сспи, моя радость, баю-бай…
— Ну, снись, — разрешил Сатьян, снова откидываясь назад.
* * *
Увидев весло в руках Арвиэля, сом предпочёл самостоятельно перевернуться кверху брюхом, и проблем с транспортировкой не возникло. Рыбаки обулись, поплевали на руки и впряглись в тачку. Домовой, сидевший на бочке как ямщик на облучке, взмахнул прутиком:
— Н-но, залётныя-а-а!
— Как ты его террпишь?
Со страдальческим видом стражник рубанул ребром ладони по горлу.
На рассвете Симеон закончил горланить песни и задремал, свернувшись клубочком на мешках, притом, судя по чавканью, перед этим знатно в них пошарил. Парни сами зевали и, чтоб не заснуть на ходу, пришлось разговаривать. Удивительно, однако, у них нашлось полно общих тем и увлечений.
Карта была очень кстати, орк действительно не помнил дороги. К полудню вышли на болота. Даже вблизи они казались зелёной лужайкой, на карте отмечены не были, и если бы аватарье чутьё не уловило слабый запах прелости, рыбаки ухнули бы в топь вместе с тачкой и сомом.
Пришлось обходить каменистой грядой, сделав крюк в несколько вёрст.
Волчью яму Арвиэль не заметил. А вот Эртану приходилось быть осторожным. Эльфа ловушка, может, и выдержала бы, а вот для орка наверняка стала бы могилой. В прибрежном лесу с такими вот сюрпризами двигались медленно и осторожно. Когда солнце стало клониться к западу, впереди заблестела речная гладь, зеркальной лентой взрезавшая низкий берег, поросший корабельными соснами.
Добрались.
Конец пути — сомье счастье. Ещё миг — и рыба на свободе.
Взбивая отражение облаков в пену, сом зигзагами уходил по мелководью к глубокой воде. Всплеск — и только круги остались от рыбины, полтора месяца сводившей с ума горожан Северинга.
Домовой скорбно стянул шляпу и вытер сухие глаза:
— Прощщай! Ты навсегда останешшься в моём сердце!
— Ему повезло, что не в желудке, — усмехнулся Арвиэль, стоя по колено в воде. — Интересно, Алидара и Силль-Тьерра такие же широкие?
— Срравнил! Насчёт Алидарры не знаю, а на Силль-Тьерре прротивоположного беррега не видать… Как и в Силль-Миеллоне. Ты ведь там рродился?
— В Силль-Миеллоне. Только на севере, оттуда до рек далеко было, — привычно соврал аватар. — Погоди, а разве ты — не из Оркана?!
— Из Гусиных Пррудочков я! — захохотал орк. — С Марртой земляки, оба на Силль-Тьерре рродились.
— А-а… — что-то такое Арвиэль слышал, но не запомнил.
— Маррта хоррошая. Я в Алую Волну отца потеррял, так она обо мне заботилась, как о рродном, — ловко пущенный камешек запрыгал по глади лягушкой. — Духи делает вкусные, только трравница из неё…
— Хреновая! — хором рассмеялись эльф и орк.
Больше суток без сна. Почти десять часов в роли гужевых лошадей. Все мышцы гудели, и парни, решив, что утро вечера мудренее, развели костёр. Симка сожрал почти весь провиант, притом не только хозяйский, но у Эртана остался бурдюк пива, а у Арвиэля — лепёшки. Забросили удочки, на гарнир набрали первых вельжанок[6], маленьких и невероятно вкусных. Когда румяные окуньки в грибной россыпи перекочевали с прутков на импровизированные тарелки из кусков коры, уже сгустились сумерки. О чём же говорить в лесу ночью, как не о всяческих злыднях?
— Ты варга когда-нибудь видел? — спросил вдруг эльф.
— Видел. Только давно и мельком, — ответил орк.
— Прикончил?
— Зачем? Он же не нападал. Прросто кивнули дрруг дрругу и рразошлись.
— Зря. Я бы пришиб эту тварь, не раздумывая.
— А если б это была девчонка?
— Какая разница — самка или самец? — Арвиэль ответил не сразу, и такая формулировка царапнула не только Эртана, но и его самого. — Перевёртыши — ошибка природы, вроде всяких там уродов или недоразвитых, — аватар почти дословно процитировал отца.
— Говоррят, кошки очень кррасивые.
— Тогда шкурку на стенку повесил бы, — пошутил Арвиэль, пытаясь разрядить обстановку, но опять вышло как-то не очень.
