Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 41
Дверь распахнулась, и на пороге кабинетика Комаровского появилась огромная рыжеволосая женщина с открытою пачкой кофе «Мария Бонита» в руках. К сожалению, Комаровский очень хорошо знал кофе «Мария Бонита». Совсем недавно про этот кофе напечатана была большая статья в журнале «Спрос». Проведены были исследования, и выяснилось, что кофе «Мария Бонита» больше чем наполовину состоит из отходов кофейного производства, то бишь из пыли и шелухи. Поначалу Комаровский радовался, что статью эту хорошо покупают другие издания, но скоро изданий, перепечатавших текст про «Марию Бониту», стало так много, что Комаровский испугался. И не зря.
«Кто тут Комаровский?» — загрохотала рыжеволосая женщина, и кофе из ее пачки веером рассыпался по кабинету Комаровского.
«Я Комаровский», — обреченно сказал Комаровский и подумал, что главной ошибкой в его жизни было, конечно же, то, что он Комаровский.
Неприятнее всего было то обстоятельство, что рыжеволосая женщина пришла не одна. За ее спиной маячил еще маленький человечек с бородкой, лицо у которого было настолько гадкое, что Комаровский сразу подумал про него — юрист. А кроме юриста маячили еще два амбала, вид у которых был такой, что нельзя было предположить, будто они пришли вступать в переговоры, ибо ничто не свидетельствовало об умении амбалов говорить.
«Это Комаровский?» — уточнила женщина и, разбрасывая кофе, как сеятель, решительно направилась к столу Комаровского. Юрист и амбалы последовали за нею.
Эти четверо не собирались сесть за стол. Они обходили стол слева, одновременно предъявляя претензии на головокружительную сумму в двадцать миллиардов рублей. На основании изложенных претензий они явно собирались вытащить Комаровского из-за стола за шкирку, как щенка. Комаровский же справедливо рассудил, что разбираться с конфликтами более чем в сто тысяч рублей не в его компетенции, предложил встретиться с руководством КонфОП, у которого, дескать, лучше с арифметикой в частности и с экономикой вообще, вскочил, оббежал стол справа и бросился в открытую дверь — бежать! бежать! — с третьего этажа на пятый, прыгая через две ступеньки. Рыжеволосая и амбалы поспешили следом. Юрист, видимо, страдал одышкой и потому отстал.
За двадцать прыжков Комаровский преодолел два этажа и ввалился в кабинет к Аузану, как дети в случае опасности бегут к мамочке.
«Сан Саныч! Спасай!» — только и успел прокричать Комаровский.
«Держи его!» — прокричала женщина.
А Аузан уже вставал из-за стола, радушно улыбался, указывал руками на стулья и говорил так, словно эти башибузуки были долгожданными его гостями: «Проходите, господа, присаживайтесь, слушаю вас очень внимательно».
В последующие четверть часа женщина выкрикивала нечленораздельное, юрист боролся с астмой, а амбалы стояли в дверях, поскольку слово «господа» никак не могло к ним относиться.
Женщина выкрикивала нечленораздельное, а Аузан слушал и качал головой, как качает головой внимательный врач, собирая с больного анамнез.
«Знаете что, — ласково сказал Аузан так, будто поставил уже диагноз и теперь назначает лечение. — В вашем случае лучше всего обратиться в суд. Видите ли, суд — это прекрасный инструмент для разрешения споров. Насколько я понимаю, речь ведь идет про кофе „Мария Бонита“. Мы совершенно готовы, у нас аккуратно составлены все документы, касающиеся экспертизы вашего продукта. У нас опытные юристы».
Комаровский подумал, что главное — не показывать только амбалам этих «опытных юристов», поскольку амбалы вряд ли испугаются двадцатипятилетних девочек.
«Какой суд! — заголосила рыжая. — Вы же КонфОП! Вы же ни одного суда не проиграли!»
И Комаровский подумал, что вот сейчас они все погибнут из-за этой легенды о всесилии КонфОП.
«Разумеется, — парировал Аузан. — Но с судебным решением на руках вам же самим будет легче выставлять претензии вашим поставщикам».
«Это ж какие издержки!» — не сдавалась рыжая.
«А вот тут позвольте представиться, — сказал Аузан с каким-то даже торжеством в голосе. — Я профессор экономического факультета МГУ Александр Аузан, и про издержки давайте лучше расскажу вам я».
Далее последовала лекция, из которой выходило, что рыжей женщине очень даже выгодно, что про кофе, которым она торгует, стало известно, насколько он пыль и шелуха. Из лекции следовало, что соблюдение прав потребителей нисколько не повышает издержки, а наоборот, понижает их, поскольку тратиться на амбалов значительно дороже, чем на судебные разбирательства. И так выходило, что рыжая женщина должна еще и благодарить за то, что на ее складах лежат несколько тонн кофе «Мария Бонита», про который все теперь знают, что он состоит из пыли и кофейной шелухи.
Женщина если и не благодарила, то все же смирилась как-то с возможностью той утопии, про которую рассказывал ей Аузан. Что же касается амбалов, то те не очень разумели человеческую речь и не очень понимали, что в прекрасном мире, который описывает профессор, им нет места. Почти обреченно женщина спросила все же:
«А с остатками на складах что делать?»
«Между нами, — Комаровский готов поклясться, что Аузан ей подмигнул, — по секрету и строго между нами могу сообщить, в каких регионах журнал „Спрос“ пока что не распространяется».
На том и разошлись. Комаровский тогда подумал, что потребительская революция свершилась и бандитские времена заканчиваются.
Свобода «Спроса»
На самом деле до потребительской революции, о необходимости которой так много говорил Аузан, было еще куда как далеко. И дело было даже не в том, что дикий российский рынок, ощерившись бандитскими стволами, сопротивлялся цивилизованному воздействию потребителей, объединенных в конфедерацию. Дело в том, что потребительские организации имели обыкновение ссориться между собой. И первым делом журнал «Спрос» поссорился с немецким «Штифтунгом», благодаря которому только и мог существовать.
Размолвка произошла практически на ровном месте. Дело было в 1994 году, когда путч и расстрел парламента стали несколько забываться, чеченская война еще не началась, а до президентских выборов 96-го было далеко. Людям тогда казалось, что жизнь налаживается и долгожданное общество потребления устанавливается как-то в России само собой.
Ирина в это время фактически руководила журналом, половину жизни проводила в уютной берлинской квартирке у Бранденбургских ворот, и Хайнц Вильнат, курировавший ее проект со стороны «Штифтунга», говорил: «Что тебе еще надо, Ира? У тебя есть журнал. За твоей спиной „Штифтунг“!»
Однако чем лучше у Иры шли дела, тем больше ей было надо. Например, она мечтала делать в России собственные испытания товаров, а не публиковать чужие. И прикладывала для этого серьезные усилия. Она смутно понимала, что неуловимым каким-то образом немецкий «Штифтунг» работал на продвижение в России именно немецких товаров. Потому и нужны были Ирине свои, российские испытания. Это и не нравилось Ханцу Вильнату. Однажды он сказал прямо, что, раз уж журнал «Спрос» появился благодаря «Штифтунгу» и раз уж использует для своих публикаций результаты штифтунговских испытаний, логично будет журналу «Спрос» де факто или де юре являться филиалом «Штифтунга» в России.
Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 41
