— Извините, но я ничего не понимаю!
— Гого ведь уезжает в ближайшие дни.
— Ну да, но вы?
— Я его невеста, и вам это известно.
— Как это?.. Пани была его невестой, но вы же не выйдете замуж за… Вы обручились с ним, не зная, что он…
— Вы ошибаетесь, — возразила Кейт. — Я знала обо всем. Я знала.
— Значит… значит, вы его… любите?..
Кейт не ответила, и Матей растерялся.
— Я прошу меня извинить, что осмелился поинтересоваться. Извините, пожалуйста, но я думал…
Он не закончил фразу и вовремя остановился, чтобы не высказать свое мнение о Гого, чтобы не выразить удивления, как она не сумела распознать этого человека. Вдруг ему в голову пришла, как ему показалось, спасительная мысль.
— Значит, вы станете его женой, да?
— Разумеется.
— А вы знаете, что он не сможет обеспечить не только достаток, по даже самые обычные условия? У него нет ничего, абсолютно ничего. Из Прудов он не получит гроша ломаного.
Кейт кивнула головой.
— Я предвидела и совершенно готова к этому.
— И вы считаете, что он сумеет заработать на жизнь для вас и для себя?.. Может быть, он получит какое-нибудь содержание, но этого не хватит…
Кейт смотрела ему в глаза.
— Я тоже могу работать… Давать уроки, печатать на машинке.
— Пани?!. — воскликнул он удивленно.
— А вы считаете меня пустышкой? Я люблю работать, хотя зачем преждевременно забивать себе голову проблемами.
— Вы поступили, как… — Он хотел сказать сумасшедшая, но опомнился и лишь пробурчал слова прощения, а поклонившись, быстро вышел.
Весь день Матей провел в своей комнатке, неподвижно лежа на кровати.
Вечером он встал и направился в самый конец парка, в павильон, где жил администратор пан Зембиньский. Не застав его дома, он провел в ожидании на крыльце почти целый час. Было уже темно, когда тот появился.
— Кто это тут? — в голосе звучала настороженность. — А, пан Матей? Что случилось?
— Добрый вечер, пан администратор.
— Добрый-добрый, ну, что у тебя там, что ты хотел?
— Я по личному вопросу.
— По личному, по личному, а что дальше, в чем там собственно дело?
— Я хотел пана спросить, потому что совершенно в этом не разбираюсь: сколько нужно зарабатывать в месяц, чтобы жить в большом городе зажиточно и ни в чем не нуждаться, например как пан администратор.
— Что-что? В лотерею пан выиграл?
— Нет, — рассмеялся Матей, — не обо мне речь.
— Сколько, спрашиваешь?.. Хм… Это зависит, как там… Хм… Ну… Скажем, полторы тысячи в месяц.
— А если семья?
— Какая еще семья? Чем ты себе там голову забиваешь! Что это значит? Ты что, женишься? На ком?
— Нет, я же говорил вам, просто из интереса спрашиваю.
— Из интереса, из интереса, все слишком любопытные. Вначале вопросы разные задают, а потом забастовки там, революции. Семья?! Отцепись там от меня, откуда я могу знать? Ну, две тысячи.
— Спасибо вам. Я бы еще хотел узнать, сколько может стоить современная обстановка квартиры?
— Ты, ей Богу, сошел с ума! Зачем тебе это? Квартиру он будет обставлять, да еще там элегантной мебелью! А, может, дворец?
— Нет, пан администратор, какую-нибудь небольшую, но уютную квартирку, — не сдавался Матей.
— Как с таким там можно разговаривать, если он ничего не понимает. Квартиры могут быть разные: одни — с античной лепниной, другие развалюхи.
— А такая, как у вас в Познани?
— Такая?! Не забивай себе головенку, пан. До такого там ты никогда не дослужишься! Нужно было бы, как минимум… хм… не меньше двадцати тысяч.
— Спасибо, пан управляющий, большое спасибо и спокойной ночи.
— Ошалели там… Ей-богу, ошалели, — ворчал управляющий, с ужасом глядя на удаляющегося Матея.
Матей усмехался самому себе.
«Может, я, и правда, ошалел?» — подумал он.
Но от мысли своей уже не отказался и назавтра с утра пошел к пани Матильде. Она холодно встретила его и не поцеловала в лоб.
— С чем ко мне пришел, сын? — сухо спросила она.
— Я хочу сообщить, что изменил свое мнение.
— Какое?
— Это касается денег для Гого. Я согласен выплачивать ему две тысячи в месяц, пока он не сможет зарабатывать. Кроме того на обустройство он получит двадцать тысяч, но месячную пенсию, предупреждаю, постоянно платить не обязуюсь. В любой момент имею право отменить.
Пани Матильда встала, положила ему обе руки на плечи и сказала:
— У тебя врожденное благородство, мой сын.
В глазах у пани Матильды стояли слезы.
— Нет, мама, — покачал он головой. — Это не имеет ничего общего с благородством.
Часом позже в дверь его комнатушки постучал Гого. Войдя, он протянул Матею руку.
— Извините, что плохо думал о вас. Я ошибался. Вы настоящий джентльмен.
Матей пожал его руку и ничего не ответил.
Часть II
Осенью Закопане пустеет. Большинство пансионатов закрыты, а в тех, которые, несмотря на мертвый сезон, открыты, изредка поселится кто-нибудь в поисках тишины и настоящего отдыха. Именно поэтому Адам Полясский каждый год в это время приезжал в Закопане и останавливался в «Роксолане». Работалось ему там хорошо. Ежедневно писал по шесть или семь часов и через два месяца возвращался в Варшаву с готовой повестью.
Но на этот раз, сразу же по приезде узнав, что в «Роксолане» живет какая-то семья, был этим так неприятно удивлен, что подумывал, не поискать ли для себя другое пристанище.
— Не опасайтесь, — успокоила его хозяйка пани Збендская. — Это очень милые и культурные люди.
— Я убегаю из Варшавы от, как вы выразились, милых и культурных людей. Они мешают мне работать. Да, не повезло, но ничего не поделаешь, придется столоваться у себя в номере. Можете им сказать, что я странный или на ваше усмотрение, но никаких знакомств.
— Будьте спокойны. Это молодая семья. Они влюблены, и это их медовый месяц. Живут уже несколько педель, а я не знаю, обменялись ли со мной десятком слов.
— Большое счастье, — буркнул он и уже начал подниматься наверх, но, обернувшись, вдруг спросил: — А она красивая?
— Очень, очень красивая, редкая красавица, — убежденно ответила пани Збендская.
— Тем хуже, — скривился Полясский, правда, не имея ни малейшего доверия к вкусу старушки, однако мысль о том, что совсем рядом живет незнакомая молодая и красивая женщина, не давала ему покоя.
