В следующий за моим вагон на «Ваське» зашли немые… или делающие вид, будто они немые. Девушка со старухой. Я спокойно наблюдаю за ними, так как стою у последних, четвертых, дверей спиной к движению. Они ходят по поезду и предлагают пассажирам ручку с карточкой, на которой написан молитвенный текст. Мне не безразлично, но и не интересно. Знаете, так всегда бывает, когда едешь слишком усталый, чтобы думать, а тем более интересоваться. Хоть реальность и проступила взамен полета фантазии в сцене с хачами, сейчас пелена ирреальности возвращалась. Я следил за продвижениями торговок, но мозг никак рефлексивно не реагировал на происходящее. Мысль о реальности всего происходящего вернулась ко мне, когда я заметил хаотичные движения в следующем за моим вагоне. Там за время отсутствия моего интереса к жизни разыгрывалась драма: мужик, невысокий жирный плешивый злобный гнойник, зажал одну из ручек, которые, для лишнего доверия к ним со стороны пассажиров, немые выдавали каждому, кто с первого раза не мотнул башкой. Продавцы же шли далее, запоминая лишь лица тех, кому вручали товар. Так вот, мужик подумал, что он умнее пары немых.
Сначала девушка просто удрученно стояла и робко протягивала руку за ручкой с бумажкой.
Мужик покраснел, но делал вид, будто ничего и не происходит. Но потом подскочила старуха и обругала его самым что ни на есть трехэтажным матом. Уж я-то смог прочесть по губам торговки такие простейшие слова, как «хуй», «блядь», «сука» и т. д. Плешивый еще более покраснел и постарался оттолкнуть старуху, но та мертво вцепилась в протянутую руку. Тогда мужик, хорошо отведя назад локоть свободной руки, прямым ударом в лицо повалил старуху на пол вагона. Но слишком уж наивен оказался этот толстячок! От дальней стены вагона отделился двухметровый детина. Он без разговоров двинул в живот бедолагу. И тот, несмотря на то, что был маленького роста и пузатый, согнулся в три погибели. Затем здоровяк быстрыми движениями пошарил по карманам потертой кожаной куртки и нашел там не только ручку, но и лопатник скорчившегося толстяка. Явно оставшись довольным пересчетом купюр (получка, подумалось мне), детина вышвырнул тело в открывшиеся двери и протянул подбежавшему было менту пару купюр бордового цвета, в двух словах объяснив сложившуюся ситуацию. Поднимаясь по каменным ступенькам вестибюля «Примы», я краешком глаза заметил, как первый и подоспевший на подмогу второй мент тащат наверх обвисшее тело. Я усмехнулся, большей частью про себя, и, давая проход спешащим блюстителям правопорядка с нарушителем оного, подумал, что все мы дерьмо: я – потому что не заступился за этого жалкого человека, менты – так как они продажные, здоровяк – из-за своей тупости и безапелляционности, толстяк – так как слишком мелочен и из-за этого, возможно, оставил семью не только без получки, но и без кормильца (думаю, менты хорошо оторвались на беззащитном работнике на Систему), наконец, старуха и молоденькая – они пытаются сыграть на сострадании, присущем каждому человеку. Мне стал противен не только я сам, но и окружающий мир со всем его людским дерьмом. «Мы слишком слабы, – я рассуждал, – дабы наравне сражаться с окружающей действительностью. Поэтому мы стараемся прикрыться различным дерьмом, со временем, сами того не замечая, становясь им и считая, что так и должно быть». И эта мысль охватила все мое существо и вылилась в нижеследующее.
Люди – говно.
Мы идем по вестибюлю станции метрополитена, и впереди маячит фигура бомжа. Мы готовимся встретиться с ним глазами и просто опускаем их в плиточный пол. Мы игнорируем человека, продающего газеты. Да, он одет в поношенное белье. Да, от него немного разит мочой. Да, все это есть, но мы специально опускаем глаза, чтобы не признавать поражение цивилизации в борьбе за право на существование. Мы это делаем нарочно. Мы – это люди. Люди – дерьмо.
Бомж, продающий в вестибюле газеты, дабы хоть как-то легально прокормиться, дал себе зарок в том, что пить больше не станет ни капли. Подходит женщина и протягивает червонец. Говорит: «Газеты не надо». Скованно улыбается и уходит, растворяется в толпе. За день таких подачек набирается штук пятнадцать. И он ощущает преддверие праздника. Уже не так тоскливо смотреть на мир! Бомж покупает спиртягу… С утра остался без работы, денег, крыши над головой. На дворе зима. Бомж – человек. Люди – говно.
Наступая ногой на сегодня, смотрим вперед, забывая за плечами вчера. Каждый день снова и снова мы работаем на Систему, порабощаясь ее силой, получая гроши за самое ценное, что у нас есть – время. Мы настолько слились с Системой, что потребности Системы становятся и нашими потребностями. Что хочет Система, того хотим и мы. Она манипулирует нашими желаниями, предоставляя крохи на вновь ею же создаваемые потребности. Мы смиряемся с этим в очередной раз. С годами становится все труднее идентифицировать личность, работающую как промышленный робот, – достаточно загрузить новую программу… Мы умираем, полностью порабощенные и влитые в Великую Стену Системы. Единственное, что нас радует перед уходом, так это дополнительная опция, поставляемая вместе со смертью, – больше никаких кредитов и пожизненных выплат по ним. Все просто. Просто у тебя отняли жизнь, а взамен ты получил возможность не платить по своим обязательствам. Мы – не общество потребителей. Мы – ЛРС. Люди, работающие на Систему. ЛРС – говно.
Мы срем теперь полиэтиленом и другими передовыми технологиями повсюду на Земле. Для нас не осталось недостижимых пространств. Но мы забыли, откуда мы пришли. Правда, мы никогда этого и не помнили. Жили, работая в Системе, как шестеренки в часах. Время вырезает наш мозг и вместе с ним нашу память. Мы больше ничего не помним более десяти секунд, и строчка из книги забывается с первым дуновением ветра. Все, что от нас останется, – тлеющие в земле останки. Душу мы давно продали дьяволу, Системе значит. Мы отнекиваемся от других вариантов развития человечества из-за убеждения, что движемся в сторону вечного счастья. По нашему мнению, Система – наивысшее достижение в организации жизни человечества. Мы слишком часто оставляли вчера за спиной, чтобы вообще помнить, и так лень менять хоть небольшую, но часть нашей ебаной жизни. Мы – это люди. Люди = дерьмо.
Я иду по глухой улице, и меня останавливает старикан. Он просит помочь ему донести газовую плиту со ступенек до тачки. Я говорю, что у меня нет времени, меня ждут. Старик машет рукой в мою сторону, и я ухожу. На самом деле меня никто нигде не ждет. Я наврал. Я вру каждый божий день, я перестаю различать грани действительности и лжи. В моем сознании все становится единым – что ложь, что правда. Так же и с остальными людьми. В результате мы имеем мир, составленный из грез и надежд, реальность, сама природа вещей в таком мире отступает и уходит вместе с прожитыми годами. Системе выгодно такое дерьмо. Мы более не доверяем никому из-за собственного вранья. Дерьмо внутри нас, оно на дне наших душ, оно разъедает нас, и мы умираем, пораженные, как чумой, всем тем дерьмом, которое совершили в жизни. Мы – это люди. Люди – дерьмо.
Если вы ходите по громадному продуктовому магазину и выбираете продукты для семьи, то помните, что, когда вы берете сметану, лучше сначала поднадавить на пластмассовый стаканчик и убедиться, что упаковка герметична. Все очень просто: двадцать кубиков отбеливателя в сметане – и вы отравите всю вашу семью! Если вы покупаете холодец, проверьте герметичность крышки. Ведь ее так легко снять и незаметно для контролеров плюнуть внутрь желеобразного параллелепипеда! Через неделю вы узнаете, что вы и ваша семья заболели гепатитом Б. В мясном отделе здоровенный мужик отвешивает вам полтора килограмма охотничьих сосисок. Если он подозрительно лыбится без повода, то, придя к себе домой, лучше раскромсайте эти сосиски перед приготовлением. Сделайте это, чтобы не пришлось хирургу вынимать заостренные железные предметы, вроде иголок для шитья, из мягких тканей вашей или кого-нибудь из вашей семьи ротовой полости. Ведь это был его последний день на работе… Опасностей много, но все они исходят от одного объекта – человека. Мы забыли, что Господь создал нас по образу и подобию своему. Мы забыли или не хотим помнить завещанное нам. Мы просто люди, размазанная по земному шару тонким слоем громадная куча испражнений. Мы – люди. Люди – дерьмо.
