В доме Джиллисов было полно посетителей. В гостиной два поклонника Руби, Леонард Кимбалл из Спенсервейла и Морган Бэлл из Кармоди, бросали друг на друга мрачные взгляды. Забежали поболтать несколько веселых девушек. На Руби было белое платье, ее щеки пылали, глаза блестели. Она непрерывно смеялась и, когда другие девушки ушли, повела Энн наверх показать ей свои новые платья.
— У меня еще есть отрез голубого шелка, но он, пожалуй, для лета чересчур плотный. Я, наверное, оставлю его на осень. Ты знаешь, что я буду учительствовать в Белых Песках? Как тебе нравится моя новая шляпка? В церкви на тебе была прелесть какая изящная шляпка, но я предпочитаю что-нибудь поярче. Ты заметила этих дураков-мальчишек в гостиной? Они решили пересидеть друг друга. Мне они оба безразличны. На самом деле мне нравится Герб Спенсер. Иногда я даже начинаю подумывать, не он ли мой суженый. На Рождество я еще полагала, что выйду замуж за учителя из Спенсервейла. Но я узнала о нем такое, что заставило меня дать ему отставку. Он чуть с ума не сошел от горя. А этих двух Кавалеров я сегодня не звала. Хотела поболтать с тобой от души. У меня столько новостей. Мы с тобой всегда были хорошими подругами, правда?
Руби обняла Энн за талию, и их взгляды на секунду встретились. В глубине блестящих глаз Руби Энн увидела нечто такое, от чего у нее сжалось сердце.
— Приходи почаще, Энн, — прошептала Руби. — И одна — ладно? Мне хочется побыть с тобой наедине.
— Я? Я себя чувствую превосходно, лучше чем когда-либо. Конечно, этот бронхит все еще дает о себе знать. Но ты же видишь, какой у меня прекрасный цвет лица! Разве я похожа на больного человека?
Руби сказала это вызывающим, почти раздраженным тоном. Она сняла руку с талии Энн и побежала по лестнице вниз. Весь вечер она была необыкновенно весела и нещадно дразнила двух своих обожателей. Энн с Дианой она просто не замечала, и они вскоре ушли.
Глава двенадцатая «ИСКУПЛЕНИЕ»
— О чем ты задумалась, Энн?
Они с Дианой сидели у ручья. Кругом росли папоротники, зеленела молодая трава, а сверху над ними раскинула белый ароматный полог цветущая дикая груша.
Энн стряхнула с себя задумчивость и ответила с блаженным вздохом:
— Я думала о своем рассказе.
— А ты уже начала его писать? — сразу загоревшись интересом, спросила Диана.
— Я написала только несколько страниц, но уже все продумала до конца. Как мне было трудно найти подходящую фабулу! Что бы мне ни приходило в голову, все как-то не вязалось с именем Эмилия.
— А ты бы изменила имя.
— Нет, это у меня не получалось. Я пробовала, но с таким же успехом я могла бы изменить твое имя. Для меня Эмилия реальный человек, и она останется все той же Эмилией под любым другим именем. Но в конце концов я нашла подходящую фабулу. А потом придумала имена для всех остальных персонажей. Как это было интересно — ты просто себе не представляешь. Я часами лежала без сна, перебирая в уме имена. Героя зовут Персиваль Далримпл.
— Ты всем персонажам дала имена? — робко спросила Диана. — Может, ты разрешишь мне назвать хоть кого-нибудь, совсем неважного? Тогда в рассказе будет и моя маленькая доля участия.
— Назови работника Лестеров, — милостиво разрешила Энн. — Он играет не такую уж важную роль, но он единственный, кто пока не имеет имени.
— Давай назовем его Раймонд Фицборн, — предложила Диана, у которой был большой запас подобных имен.
Энн с сомнением покачала головой:
— Нет, боюсь, для работника это слишком аристократическое имя. Я просто не могу себе представить, чтобы человек с фамилией Фицборн кормил свиней или колол дрова.
Диана в глубине души считала, что если у тебя есть воображение, то можно себе представить и не такое, но была готова признать, что Энн виднее. Мальчика-работника наконец окрестили Робертом Реном, а сокращенно — Бобби.
— А сколько ты надеешься получить за этот рассказ? Об этом Энн еще не думала. Ее влекла слава, а не презренный металл, и ее литературные мечты пока были далеки от корыстных соображений.
— Ты мне дашь его почитать? — попросила Диана.
— Когда закончу, я его прочитаю вслух тебе и мистеру Гаррисону и буду ждать от вас самой серьезной критики. Больше до опубликования рассказ никто не увидит.
— А как он закончится — хорошо или плохо?
— Я еще не решила. Мне бы хотелось, чтобы у него был несчастливый конец — это гораздо романтичнее. Но, говорят, редакторы не любят рассказов с несчастливым концом. Профессор Гамильтон однажды сказал, что книгу с плохим концом может написать только гений, а другим лучше и не браться. А я ведь совсем не гений, — скромно закончила Энн.
— Я больше люблю счастливые концы, — вздохнула Диана, которая считала, особенно после своей помолвки с Фредом, что все истории должны кончаться свадьбой.
— Но ты же любишь всплакнуть над книжкой.
— Да, но где-нибудь посередине. А конец чтобы был счастливым.
— Надо все-таки, чтобы в рассказе была хоть одна печальная сцена, — задумчиво проговорила Энн. — Может, пусть с Бобби произойдет несчастный случай и он умрет?
— Нет, только не убивай Бобби! — взмолилась Диана. — Это же мой герой, и я хочу, чтобы с ним все было благополучно. Убей кого-нибудь другого, если тебе это так уж необходимо.
Всю следующую неделю Энн то ликовала, то пребывала в муках творчества — в зависимости от того, как продвигалась работа над рассказом. Когда у нее появлялась блестящая мысль, она торжествовала. Когда упрямый персонаж не желал поступать так, как ей хотелось, она впадала в отчаяние.
Этого Диана понять никак не могла.
— Да просто заставь их поступать по-своему!
— Не могу, — стонала Энн. — На Эмилию совсем управы нет. Она говорит и делает такое, чего у меня и в мыслях никогда не возникало. Возьмет и испортит все, что было написано до этого, и мне приходится переписывать заново.
Но наконец рассказ был закончен, и Энн прочитала его Диане на заднем крыльце дома. У нее таки получилась печальная сцена, и для этого не понадобилось жертвовать жизнью Роберта Рена. Читая эту сцену, Энн внимательно поглядывала на Диану. Диана оправдала все ее надежды и от души плакала в грустном месте, но когда Энн дочитала рассказ до конца, у Дианы был слегка разочарованный вид.
— Зачем же ты убила Мориса Леннокса? — с упреком спросила она.
— Но он же злодей! — воскликнула Энн. — Он это заслужил.
— А мне он понравился больше всех, — упорствовала Диана.
— Так или иначе, он умер, и воскрешать я его не собираюсь, — рассердилась Энн. — Если бы я оставила его в живых, он продолжал бы преследовать Эмилию и Персиваля.
— Ну почему же — он мог бы исправиться…
