Разумеется, состоятельные люди, обладатели миллиардов, вполне могли устроить своим отпрыскам секретный анонимный счёт в каком-нибудь хорошем банке. Однако, такие вещи быстро выяснялись: слишком уж заметна была разница между теми, кто смог вырвать деньги из оскаленной пасти галактической экономики, и теми, чьи подвиги ограничились путешествием до ближайшего финансового терминала. Жульничающих подвергали остракизму, так что и они, и их родители — вне зависимости от размеров состояния — рано или поздно предпочитали эмигрировать в менее жесткие миры. На AA58C оставались только фанатики обогащения.
Возвращались домой обычно четверо из десяти. Сожалеть о неудачниках было не принято. Недостача покрывалась иммиграцией извне: ловкие люди, сорвавшие куш, могли рассчитывать на радушный приём на AA58C, где никто никого не попрекал сомнительным происхождением начального капитала или незнанием светских приличий.
При всём том жестоковыйные обитатели системы отчаянно баловали своих детишек и ни в чём им не отказывали. Это воспитывало в детях любопытство, жестокость и презрение к людям — качества, считавшиеся ценными. Образованию же придавалось мало значения: дети учились чему хотели или не учились вовсе. Все хорошо помнили, что даже Ной Гогидзе читал по складам, а писать научился только под конец жизни.
Анна-Мария родилась на второй планете системы — той, что пожарче — и была третьим ребёнком в семье Ферминале. Она смутно помнила своих братьев, Лучиано и Гортензия, ушедших в космос сравнительно поздно: Лучиано было уже восемнадцать, когда он подал документы в Комиссию. Он вытащил плохой билет, то есть бесследно сгинул где-то в окрестностях Фомальгаута. Гортензию повезло чуть больше. Он выжил и даже насобирал что-то около половины необходимой суммы, после чего навсегда осел на небольшой курортной планетке неподалёку от Земли. С Гортензием Анна-Мария тайком поддерживала отношения: свой человек за пределами системы иногда бывал очень полезен.
Девочка, в отличие от непутёвых братьев, относилась к жизни серьёзно. Первый раз она попыталась обокрасть родителей по-крупному в шесть лет — воспользовавшись отцовским финансовым терминалом. Разумеется, это было немедленно отслежено: девочка не умела обращаться с распределённой системой доступа и прочими хитрыми ловушками. Приехала полиция, и юную Анну-Марию отправили прямиком в суд, а оттуда — на два месяца в детскую тюрьму. Гражданская ответственность на планетах системы начиналась с четырёх годочков: как справедливо заметил великий Ной Гогидзе, «в таком возрасте я уже по карманам тырил, да!»
По случаю отправки дочки в тюрьму родители талантливой девочки устроили небольшой домашний праздник для друзей. Счастливый папаша, Жорж Ферминале, расчувствовавшись, сказал, что, по его мнению, ребёнок растёт просто прелесть какое золотце. Госпожа Ферминале (урождённая Жюстина Матвеенко, женщина с очень запутанным прошлым) была в этом вопросе согласна с мужем. Когда маленькая Анна-Мария вышла из заключения, мама подарила ей живого пони с вышитой попоной, а папа презентовал увесистый томик Уголовного Кодекса системы. На обложке Кодекса и на попоне красовалась главная моральная заповедь AA58C, приписываемая всё тому же Гогидзе: «Будь честным и не попадайся».
Второй раз Анна-Мария попалась уже в восемь. К тому моменту ей удалось разными способами скопить небольшой нелегальный капиталец: легальные капиталы неграждан облагались грабительскими налогами. Прокололась она на попытке перевести деньги в один из галактических банков. На сей раз ей дали год с небольшим. В тюрьме ей сломали руку, зато девочка сумела получить за это компенсацию по суду. Узнав об этом, родители окончательно уверились в том, что дочка у них растёт хорошая, и можно надеяться на её скорое и счастливое возвращение после Лотереи.
Она отправилась пытать счастье в тринадцать лет. Это был не каприз, а расчёт: к тому моменту ей удалось-таки собрать и вывести за пределы планеты некоторую сумму, достаточную для того, чтобы начать самостоятельную игру. Перед отлётом она изучила все доступные данные о текущем состоянии галактической экономики, и ей не терпелось применить их на деле.
Корабль, на котором летела маленькая Анна-Мария, взорвался где-то неподалёку от султаната D2CFF. Никто так и не узнал, что взрыв устроил один из юных соискателей гражданства системы: он сумел каким-то образом подобрать ключ к реакторному отсеку, сломать защиту, и вывести двигатели Дейкстры в закритический режим. Мальчик собирался захватить спасательный бот, отсидеться в нём, а потом пошарить по обломкам, собирая деньги, ценности, и вообще всё, что можно продать. После чего ждать спасателей из близлежащей системы, благо взрыв двигателей Дейкстры приводил к имплозии гиперпространства в радиусе нескольких мегапарсеков. Не заметить этого было просто невозможно.
План был остроумен и мог бы принести успех, но всё поломала специфика местности, то есть своеобразные нравы D2CFF. Все небесные тела, оказавшиеся в пределах досягаемости султанского флота, считались собственностью султана. Поэтому прибывшие на место происшествия офицеры султанского космофлота, обнаружив бот с пассажиром, для начала хорошенько его обшарили и нашли деньги. Господа офицеры выбросили ненужного свидетеля в открытый космос, а деньги поделили между собой. Воодушевлённые удачей, они предприняли более тщательные поиски, и нашли несколько анабиозных капсул с замороженными телами — кое-кто из пассажиров и экипажа успел-таки добежать до анабиозных камер. В их числе была и Анна-Мария.
Замороженные тела тоже стоили денег, но возиться с ними было себе дороже. Поэтому их маркировали как собственность султана, после чего отправили в общую кучу на орбите — ждать покупателя. Так Анна-Мария оказалась на корабле Кралевского.
Внятных документов на неё не было, поэтому в ведомости был указан только пол, приблизительный возраст и пометка «белая раса, европеоидная внешность». Оскар заинтересовался именно этим: покойница Айша всеми правдами и неправдами мешала ему размораживать белых куколок.
Когда же он увидел тело девочки — хрупкая белокурая красавица, похожая на маленькую принцессу, казалось, спала, кротко улыбаясь — то почувствовал нечто вроде душевного волнения.
* * *
— Ну чего ты хочешь, моя сладенькая?
— Я тебе сто раз говорила — не называй меня «сладенькой». Я этого терпеть не могу. И вообще, мне скучно.
— Иди ко мне.
— Я же сказала: мне скучно! Я не хочу трахаться. Мне надоело. Каждый раз одно и то же. Будешь на мне лежать и сопеть. И слюнявить меня своими противными губами.
— Крошка, я ведь могу и рассердиться…
— И что ты сделаешь? Убьёшь меня и съешь? Или снова заморозишь? Лучше уж помолчи.
Оскар в который раз признался себе, что проклятая девчонка права: он и в самом деле не мог с ней ничего сделать. Ни-че-го. И маленькая чертовка об этом прекрасно знала. Однажды он попытался было её наказать… да какое наказать — просто отшлёпал по попе. Пигалица сначала ужасно разрыдалась, а потом неделю не подпускала его к себе. С тех пор он зарёкся трогать её и пальцем.
При этом Кралевский отлично понимал, что с ним происходит. Это была глупая, безнадёжная, отчаянная влюблённость, на которую он считал себя совершенно неспособным. Увы, эта болезнь время от времени поражала и великих владык. Плохо было то, что его юная возлюбленная это тоже понимала, и вертела им как хотела.
