К изумлению Гектора, Гатридж продолжал вести себя так, словно встретился с закадычными друзьями, давно потерянными и вновь обретенными.
— Идемте! Садитесь! Вы здесь желанные гости. Праздники ведь на носу — Рождество, Новый год! — Он усадил прибывших гостей возле грубого стола на пустые бочонки, служившие табуретами, вручил всем троим оловянные кружки и начал разливать по ним неразбавленный ром. Едва ли перекинувшись между собой словом, лесорубы жадно выхлебали первую порцию выпивки и протянули кружки за новой. Гигант потянулся за краюхой хлеба. Разорвав ее пополам, он принялся размачивать хлеб, поливая ромом корочку. Получившийся мякиш он засовывал в рот.
— Гектор! — позвал капитан. — Сбей крышку с того бочонка. Не будем скупиться для наших гостей!
Как только Гектор, поддев долотом крышку, открыл бочонок, за спиной у него грянул мушкетный выстрел, отчего юноша едва не выронил долото. Обернувшись, он увидел, что это один из лесорубов выпустил заряд в воздух.
— Браво! — вскричал Гатридж, ни в малейшей степени не удивленный. Он налил стрелку очередную кружку рома, потом сам сделал изрядный глоток из своей. — За ром, который свалит и дьявола! Там, откуда он взялся, еще много. — Затем капитан приказал, чтобы корабельное орудие, жалкую маленькую шестифунтовую пушку, зарядили и привели в боевую готовность. Театральным жестом Гатридж поднес зажженный фитиль к запальному каналу, раздался громовой грохот холостого выстрела, и стая пеликанов, до того мирно сидевшая в мангровом болоте, сорвалась с места и, испуганно хлопая крыльями, полетела прочь.
Безудержная попойка продолжалась весь день, и к закату три лесоруба на ногах уже не держались. Один свалился со своего бочонка и растянулся на палубе, а другие похрапывали, уронив головы на стол. Да и сам Гатридж был не в лучшем состоянии. Он попытался добраться до каюты, но от выпитого рома так шатался, что Гектор испугался, что капитан, неровен час, свалится за борт. Он подхватил Гатриджа под плечи и отвел в капитанскую каюту, где тот сразу же рухнул на койку лицом вниз.
На следующее утро, к изумлению Гектора, люди Залива потребовали еще рома — чтобы запить завтрак. Видно, организм у них был железный, поскольку казалось, что от пьянки им ничуть не худо, и похоже, они готовы были продолжать вливать в себя ром день напролет. Гатридж, когда нетвердой походкой вышел из своей каюты, вид имел больной — наверное, страдал разлитием желчи. Однако в конце концов он сумел направить беседу на интересующий его вопрос. Есть ли у людей Залива запасы кампешевого дерева на продажу? Лесорубы ответили Гатриджу, что хотя лес они рубят каждый на особицу, результат у них один на троих. Они согласны обменять заготовленный лес на бочонки с ромом и кое-какие припасы, но потребуется еще несколько дней, чтобы свезти все кампешевое дерево в общий штабель где-нибудь рядом с местом высадки.
— Гектор, — сказал Гатридж, — пожалуй, попрошу-ка я тебя об одолжении. Отправляйся на берег с нашими друзьями. Тебе покажут, сколько кампешевого дерева уже готово и сколько еще нужно складировать. Потом мы определим справедливую цену. А я тем временем проведу шлюп дальше вдоль побережья и отыщу других заготовщиков. Меня не будет дня два-три, самое большее неделю. Когда вернусь, мы начнем загружаться.
Гектору не терпелось отправиться на берег и осмотреться, но прежде, чем он спустился в пирогу, Гатридж под благовидным предлогом отвел юношу в сторонку, очевидно, желая переговорить о чем-то с глазу на глаз.
— Обязательно поставь на сложенные штабеля какие-нибудь отметки, чтобы было ясно, что мы намерены их забрать, — сказал он. — Люди Залива — народ ветреный. Если ты будешь рядом, они не продадут заготовленную древесину следующему появившемуся тут кораблю. Но еще я хочу, чтобы ты проверил бревна, которые они предлагают на продажу. Пойдем, нужно кое-что тебе показать.
Капитан повел Гектора в клетушку под полуютом. Достав деревянную плашку около трех футов длиной, он показал ее Гектору. Дерево было мелкослойным, темно-красного цвета, очень темного, почти черного.
— Это обошлось мне в прибыль от прошлого плавания, — сказал капитан, протягивая образец, чтобы Гектор поближе с ним ознакомился. — Вот кампешевое дерево. Некоторые называют его красным или черным, а кто — кровавым. Если настрогать его стружки в воду, то получившийся затем настой будет похож на кровь. Красильщики используют его для окрашивания тканей, добавляя в свои чаны. Они щедро платят за кампешевое дерево, но только если оно лучшего качества. Что скажешь?
Гектор взвесил деревяшку в руках. Она была очень тяжелой и казалась безупречной. Она источала слабый запах, похожий на аромат фиалок.
— Дай-ка я покажу тебе, — сказал Гатридж, забирая плашку. Он с силой стукнул деревяшкой по переборке, и от ее кончика отлетел кусок. На изломе брусок оказался пустотелым, древесина была насквозь трухлявой. Для тяжести полость была забита землей. — В прошлый раз больше половины моего груза оказалось вот таким, — сказал Гатридж. — Хотя я и заплатил самую высокую цену, все зря. Дровосеки уже давно продали весь заготовленный запас своего товара и не одну неделю потратили на то, чтобы смастерить вот это из отходов. Все гнилые чурбаки они забили на концах пробками из приличного дерева, замаскировав эту дрянь. Сделано было искусно, и неудивительно, что я купился на обман. Так я и потерял свой капитал.
Прошло совсем немного времени, и Гектор в задумчивости сидел в пироге, направлявшейся к берегу, вместе с тремя людьми Залива. По-видимому, имелся какой-то негласный уговор, по которому ему выпало сопровождать гиганта. Звали его Изреель, но большего Гектор о нем не знал. Изреель лишь буркнул:
— Возьми с собой шляпу и какую-нибудь тряпку, — а потом надолго замолчал.
Гектор предположил, что отшельническая жизнь сделала людей Залива неразговорчивыми. Никто из них не промолвил ни слова благодарности, когда Гатридж, перед тем как лесорубы отправились обратно на берег, вручил каждому набитый провизией мешок и по несколько бутылок рома.
Спутники Гектора направили пирогу в брешь в мангровых зарослях и, проплыв немного дальше, высадились на песчаном пятачке и вытащили суденышко на слежавшийся песок. Отсюда через безотрадную пустошь была проложена тропинка. Не успел Гектор сделать и пяти шагов, как ощутил острую резкую боль, словно бы на шею сзади упал раскаленный уголек. Как оказалось, его укусило какое-то насекомое, и он шлепнул себя по шее. А через несколько секунд, когда на него налетел целый рой москитов, на теле уже горело три-четыре укуса. Кожа неприятно зудела, а насекомые с жадностью накинулись на все открытые участки тела, ухитряясь даже кусать сквозь одежду. Гектор наклонился и плеснул на лицо воды из лужи, ополоснул руки. Но передышка оказалась недолгой. Он чувствовал, как насекомые садятся на лицо, и веки уже начали распухать от укусов. Юноша удивлялся, не понимая, как его спутники сносят столь безжалостный натиск, ибо насекомые их словно бы и не беспокоили.
Когда отряд достиг развилки тропы, двое людей Залива свернули в сторону, а гигант Изреель продолжал шагать вперед, мешок с едой и выпивкой лежал у него на плече, словно бы пустой. Гектор заторопился за ним, по-прежнему отмахиваясь, как мог, от насекомых. Несколько минут упорной ходьбы, и мангровый лес расступился перед путниками, открыв поросшие кустарником болота. Озерца стоячей воды и болотины связывала обширная сеть проток и мелких ручьев. Болотные птицы — цапли, кроншнепы и зуйки — расхаживали по топкой почве, хватая насекомых и мелкую рыбешку. Гектор гадал, как тут вообще можно жить, когда кругом одна вода, однако Изреель шагал дальше, невзирая на преграды. Вскоре они пришли в лагерь Изрееля, который представлял собой не более чем скопление простых хижин без одной стены, крышей им служили уложенные в несколько слоев пальмовые листья. В хижинах Гектор увидел устроенные на кольях помосты, приподнятые, по крайней мере, фута на три над землей. На одном из таких помостов-платформ, судя по всему, Изреель спал, другой служил ему жилой комнатой. В стороне, в нескольких ярдах, располагалась своеобразная «кухня» — место, отведенное для приготовления еды: еще один приподнятый помост, на сей раз с насыпанной на него землей.
