Я глянула на Чаппалара. Он вырвался от облокотов и оперся спиной о стену здания. Мечтательное выражение застыло на его лице, а сам он становился пятнистым, сливаясь с крошечными кусочками глянцевой обожженной глины. Идеальная картинка мужчины, грезящего о новой возлюбленной. Ему совсем не хотелось смотреть, настолько ли я трусливая размазня, что так и не воспользуюсь своим связующим кристаллом.
Я закрыла глаза: мне предстоял первый намеренный прямой мозговой контакт с искусственным интеллектом, проникавшим во все цифровые линии, на Дэмоте включая аксонные побеги кристалла в моем мозгу и любой компьютеризированный прибор, державший двери насосной станции закрытыми.
«Фэй Смоллвуд из "Неусыпного ока", — думала я, молча направляя мысль к двери. — Пожалуйста, предоставьте мне право входа». (В той же официальной манере я раньше говорила со своим контрольным чипом, имплантированным в запястье… который, кстати, удалили вовремя мушора, чтобы избежать радиопомех между ним и моим связующим кристаллом. С тех пор я стала носить дешевые браслеты, так как меня напрягало до неприличия голое запястье.)
Мой сигнал «Сезам, откройся» передался радиоволной через мой связующий кристалл к ближайшему принимающему элементу инфосферы, потом через множество ретрансляторов перекочевал к мировому разуму. Моя личность была установлена; также установили принадлежность замка, который я собиралась открыть. («Оку» разрешалось вскрывать замки в общественных зданиях, но не в частных домах.) Меньше чем через секунду дверь мягко щелкнула. Я открыла ее, слабо и вымученно улыбнувшись Чаппалару, испытывая тошнотворное облегчение от того, что мой мозг не взорвался.
Не теряя своего мечтательного выражения, Чаппалар заметил:
— В следующий раз, открывая дверь, просмотри изображения со всех камер слежения, чтобы узнать, что делается по ту сторону двери. В мою первую проверку меня едва не проткнул вилами автопогрузчик, как раз проезжавший мимо. — Он улыбнулся и повел рукой в направлении входа. — После вас.
Внутри не было автопогрузчиков… только убогая раздевалка со шкафчиками, в которых рабочие хранили свою уличную одежду. Некоторые украсили шкафчики фотографией члена семьи, или дешевой репродукцией иконы Благословенной Богоматери, или зелено-серой эмблемой бонавентурской команды по гребле из премьер-лиги, но в целом помещение выглядело спартанским.
— А есть городской указ, запрещающий украшать, свое рабочее место? — уточнила я у Чаппалара.
— Насосные станции должны соответствовать санитарным нормам, — ответил он. — Некоторые начальники станций трактуют эти нормы более сурово, чем остальные.
— Так ты знаешь начальника?
— Я знаю всех, кто работает в городских структурах, и ты узнаешь.
Я уже запомнила имена сотрудников станции и загрузила их файлы из гражданской базы данных. (Не через связующий кристалл. Через документальное устройство в офисе «Неусыпного ока».) Ее директором была Элизабет Тапер шестидесяти двух лет, работавшая здесь с тех пор, как люди населили Бонавентуру. На нее не поступало никаких жалоб ни сверху, ни снизу: она, ни разу не облажалась настолько, чтобы это заметили вышестоящие, и никогда не изводила подчиненных до того, чтобы они решились протестовать официально.
То же самое можно было сказать почти обо всех чиновниках города. Хотелось бы мне видеть в их послужных характеристиках комментарии вроде: «Нудный, но компетентный» или «Задолбает любого своей маниакальной жаждой контроля». Жаль, что мне не доверили составление форм для оценки деятельности.
Чаппалар шел впереди меня, скрестив руки, натруди так, что его мембраны-паруса были плотно прижаты к телу. Дальше наш путь стал узок, как игольное ушко, так что не сложи он мембраны, они задевали бы за шкафчики по обеим сторонам, сбивая развешанные на них украшения. Я шла за ним, тоже скрестив руки — у меня не было такого же размаха крыльев, как у Чаппалара, но сколько раз мне повторять слово «амазонка», прежде чем вы уясните, что я крупная тетенька?
Наверное, в три раза реже, чем я уже это повторила. О чрезмерность, имя тебе Фэй.
За шкафчиками находился зал размером с каток, целиком заполненный массивными металлическими резервуарами. Вода из местного водоносного слоя закачивалась снизу, пропускалась через серию обрабатывающих устройств и била струей на выходе, очищенная от всевозможных примесей и микробов. На этой станции должны были работать три очистные линии по четыре цистерны на каждой, но две старейшие в последние годы были будто прокляты злыми гномами механики, так что рабочим приходилось все время трудиться над несговорчивыми насосами, заевшими лопастями-мешалками и икающими клапанами. Зачастую не проходило и недели, чтобы на день-два не поломалась одна из линий… а в последние выходные обе старые линии откинули копыта одновременно.
Поэтому неудивительно, что городской совет хотел снять старые линии и заменить их новым оборудованием. Оставался только один вопрос: почему они вообще позволили станции прийти в такой упадок?
Как только мы с Чаппаларом вошли, я сразу смогла определить, какие линии из рук вон плохи: они были наполовину разобраны, высоко расположенные контрольные панели открыты, из них торчат провода и пластиковые трубки. Две стремянки на колесиках подкатили прямо к механизму ближайшей цистерны, словно двое рабочих трудились бок о бок, выискивая возможность заставить старую рухлядь поработать еще немного… но сейчас там никого не было.
Никого в поле зрения.
Я повернулась к улуму:
— У всех сиеста?
Он пожал плечами:
— Может, общее собрание работников станции?
— Собрание у них должно быть завтра.
Чаппалар был бы в курсе их распорядка, выполни он свою «домашнюю работу» по станции… но ведь он был занят, забавляясь с Майей, не так ли? Но, так или иначе, это расследование было зарегистрировано на мое имя, следовательно, мне и надлежало знать все факты. Со своей стороны Чаппалар доверял мне разобраться во всех мелочах, чтобы этим не пришлось заниматься ему.
— Даже если сейчас не время для обычного совещания, — заметил мой спутник, — мисс Таппер могла созвать таковое экспромтом.
Он закатил глаза. Я начала получать представление о влюбленной в экспромты руководительнице. — Или, — продолжил улум, — им могли привезти запчасти к другому входу, и теперь все помогают их разгружать.
Возможно. Правдоподобно. Учитывая жуткое месиво из трубок и кабеля, разбросанных по полу, они, должно быть, частенько закупали запчасти. И все же… вокруг стояла прямо-таки мертвая тишина. И выглядело это место всеми покинутым. Меня охватило тревожное предчувствие, та самая «человеческая интуиция», по поводу которой всегда ворчал Чаппалар.
— Давай дальше пойдем на цыпочках, — понизив голос, предложила я. — А то мне не по себе.
Он взглянул на меня — нарочито безучастно, так полагалось смотреть на прокторов-новичков, рассуждающих как беженцы из мелодрамы. Но все же его ушные веки сощурились на полмиллиметра, внимая подозрительным звукам. Он давал мне насладиться моими сомнениями, даже если считал, что я преувеличиваю.
