Удивленный взгляд на часы сказал ей, что пора начинать готовить ужин. Для этого она заручилась помощью Мери, предварительно направив внимание Корвилла на коврочистку.
После ужина фру Трелу вышла, чтобы насыпать скаппинам их вечернюю порцию зерна, оставив Мери и Корвилла мыть посуду. Возвращаясь домой, она остановилась, дрожа на пронзительном ветру, и посмотрела в сторону острозубой пасти – перевала Форнема. Было ясно, что ночью соберется дождь.
И только двухголовое бессердечное чудовище выгнало бы пару этих бедолаг в ночь, когда еще до наступления утра с перевала должен был прийти холодный дождь.
На крыльце фру Трелу снова задержалась, прислушиваясь к их негромким голосам. Они переговаривались на своем наречии так, словно эти странные обрывки звуков действительно что-то могли значить. Покачивая головой, она прошаркала на кухню.
Мери как раз широко зевнула, запоздало прикрыв рот ладошкой.
– Устала? – спросила фру Трелу и улыбнулась, встретив непонимающую улыбку девушки.
Решительно протянув руку, она сжала хрупкую кисть:
– Пошли со мной.
Повернув в правый коридор, она провела их обоих вверх по главной лестнице, а там повернула влево, мимо верхней гостиной и лестницы на чердак, к старой комнате парнишки. Открыв дверь, она дернула за шнур выключателя и только потом выпустила руку Мери, указав на двуспальную кровать, на которой спали Гренник и его фру. И именно в этой кровати умерла его юная фру, пытаясь родить ребенка, который оказался для нее слишком крупным.
– Спать будете здесь, – сказала она Мери.
Девушка бесшумно прошла по тряпичному половику и выскобленным доскам пола и села на край кровати. Улыбнувшись, она спрятала за ладошкой еще один зевок. Корвилл молча ждал у двери.
– Вот и хорошо, – сказала фру Трелу. – Доброй ночи, Мери. – Она кивнула мужчине. – Доброй ночи, Корвилл.
Закрывая за собой дверь, она услышала его негромкие слова:
– Доброй ночи, фру Трелу.
Вал Кон разобрал кровать и разделся, складывая свои вещи на скамье, стоявшей у стены. Скользнув под одеяло, он глубоко вздохнул, заставил себя расслабиться и остановил свой взгляд на Мири.
Она разделась, бросив одежду где попало, и подошла к висевшему на дальней стене зеркалу, разворачивая корону косы. Казалось, что она чуть покачивается на ногах, но сам Вал Кен чувствовал себя слишком усталым, чтобы поверить, что это – обман зрения.
– Ложись спать, шатрез.
Она обернулась и со слабой улыбкой сказала:
– Уговорил.
Чтобы добраться до постели, ей понадобилось слишком много времени – она действительно покачивалась. А потом она со стуком села на край кровати.
– Почему я такая усталая?
– Может быть, из-за высоты. А еще сегодня нам пришлось очень много соображать. Все незнакомое, надо улавливать и запоминать слова… – Он подвинулся и приподнял одеяло. – Мири, ложись. Ты замерзла.
– Все пилишь, пилишь. – Но она скользнула под одеяло. Как только она закрыла глаза, лицо ее начало разглаживаться. А потом оно вдруг снова напряглось, и она распахнула глаза. – Свет! А, черт с ним.
И она решительно снова закрыла глаза.
«Действительно, черт с ним», – мысленно согласился он и тоже закрыл глаза, позволив волне усталости захлестнуть его с головой.
Кто-то громко выкрикивал его имя. За плечи его держали грубые руки. Он вырывался – и его окликнули снова. Голос показался знакомым. Он вздрогнул, открыл глаза – и непонимающе уставился в нависшее над ним лицо.
– Это я, Мири! – взволнованно проговорила она. – Да.
Тут он понял, что весь дрожит, и растерялся еще сильнее. Комната за спиной Мири была ярко освещена, спокойна и не содержала опасностей. Он снова посмотрел в глаза девушке:
– Что случилось?
Она неуверенно вздохнула:
– Тебе снился кошмар. Дурной сон.
Выпустив его плечи, она прилегла на бок, положив под щеку ладонь.
Дурной сон? Он мысленно направился за ним – и сразу же его отыскал. Мгновенно поняв суть увиденного, он почувствовал, что дрожит еще сильнее. Несмотря на озноб, одеяло его душило. Он сбросил его и начал вставать.
– Вал Кон?
Вал Кон посмотрел на нее, и она увидела складки, окружившие его рот, и тень страха в зеленых глазах. Его била настолько сильная дрожь, что это было даже заметно. Мири выпростала из-под одеяла руку и накрыла его кисть, ощутив холод и дрожь.
– От кошмаров есть старинное земное средство, – сказала она, постаравшись, чтобы ее голос звучал ровно. – Если тебе приснился кошмар, его надо кому-нибудь рассказать. Тогда он больше к тебе не вернется. – Она попробовала улыбнуться, хотя и не была уверена в том, что Вал Кон ее услышал. – Помогает.
Он глубоко вздохнул, а потом снова лег – неловко, словно тело у него одеревенело – и снова натянул на себя одеяло.
Мири придвинулась ближе, не дотрагиваясь до него, но предлагая свое тепло, надеясь умерить его дрожь. Протянув руку, она осторожно отодвинула волосы у него со лба.
– Это был не сон, – сказал он, и голос у него был таким же деревянным, как и тело. – Это было воспоминание. Когда Разведка… прикомандировала меня… к Департаменту Внутренних Дел… Я получил приказ и пошел его выполнять… немедленно, как и было обозначено. Я вошел в нужное здание и пошел по нужному коридору… и с каждым шагом, который я делал по этому коридору… что-то словно… кричало?.. вопило… во мне… приказывая, чтобы я бежал, скрылся, чтобы ни в коем случае не шел дальше…
– А ты шел? – тихо спросила она.
Он издал какой-то звук, который не показался ей смехом.
– Конечно, шел. А что еще я мог сделать? Нарушить приказ? Бесчестье – позор… Стал бы экликти? Мой Клан…
Мышцы его вдруг напряглись, будто готовые разорваться.
– Я шел по коридору, превозмогая себя на каждом шагу, вопреки всем предчувствиям, вопреки интуиции. Единственный раз в жизни я не внял предчувствию…
Он закрыл глаза.
Мири встревоженно прижалась к нему.
– Я нашел в том коридоре нужную дверь, – монотонно проговорил он. – Я вошел и отдал свои бумаги и начал подготовку агента перемен. И они лгали, о боги, и заставляли ложь казаться правдой, и извращали то, что я видел, и то, как воспринимал мир. Они копались и рылись в моей голове, пока Вал Кон йос-Фелиум не превратился в воспоминание. И это было больно…
Он сделал вдох, которого не могло хватить на то, чтобы наполнить его легкие – и внезапно его ужасающее самообладание сломалось, и он перекатился к ней, обхватил обеими руками и уткнулся головой ей в плечо.
– Ах, Мири! – воскликнул он, и голос его срывался от муки. – Мири, это было больно!
