— Слушай, Наталья, — перебил ее наконец Сигизмунд. — А ты сама-то в это веришь?
— Раньше не верила. Сейчас — да. Он мне кое-что показал. Ты же его не видел…
Проклятье. То же самое Сигизмунд говорил о Лантхильде. «Виктория, вы ее не видели. А увидели бы — поняли…»
— Да, — согласился Сигизмунд. — Может, и правда…
Наталья глянула так, будто не вполне доверяла его неожиданной уступчивости.
— Я, собственно, хотела тебя попросить об одном одолжении.
— Проси. Еще чаю налить?
— Не надо. Помнишь нашу свадьбу?
— Ну.
— Мы еще кольцо покупали с компенсацией. Оно тебе было великовато. Помнишь?
— Конечно, помню.
— Ты ведь его так и не носил?
— Почему? Носил. Полчаса.
— Вот именно. Не успел надеть, как сразу снял и в ящик кинул. Где авторучки хранил.
— Ты же знаешь, я не выношу…
— Знаю, — оборвала Наталья. — Кольцо сохранилось? Не пропил?
— Ну ты меня совсем уж за ханыгу держишь.
— Сигизмунд, — сказала Наталья, — ты не мог бы мне его одолжить на пару дней?
— Тебе когда?
— Мне не сейчас. Через месяц. Ты дай принципиальное согласие, а я тебе потом точно скажу.
— Что, своему шанхайскому мудрецу на пальчик нацепить?
— Не шанхайскому, а шамбальскому. Он вроде тебя, колец не выносит. Что деньги-то тратить? На церемонии наденет, потом снимет…
Сигизмунду вдруг сделалось невероятно противно. А Наталью вдруг жаль стало. Любви она недополучила. В Шамбалу она верит. В поручика Жихарева, он же воркутинский бодхисатва…
Он встал и обнял Наталью. Она недоверчиво прильнула к нему.
— Ты и вправду не сердишься? — прошептала Наталья.
Сигизмунд погладил ее по волосам.
— Конечно же нет.
* * *
Вика пришла неожиданно. Пришла — и тем самым порушила немудреные планы Сигизмунда насчет мирного холостяцкого вечерка. Проводив Наталью, он взял пивка, чипсов и, подобно американскому школьнику, угнездился перед телевизором — потреблять. Кобель назойливо клал морду ему на колени, глядел в глаза почти человеческим, говорящим взглядом — настойчиво стремился войти в общество потребления. Иногда от щедрот схрумкивал чипс.
Так незаметно и перешли бы из мира телегрез в мир сновидений, если бы не звонок в дверь.
Вика.
Сигизмунд оторопело уставился на нее. Уж кого-кого, а чопорную аськину сестрицу увидеть у себя в этот час никак не ожидал. Мгновенно кольнула тревога.
— Случилось что?
— Ровным счетом ничего, — ответила Вика. — Разве что я пришла. Можно войти?
Сигизмунд посторонился, пропуская ее в квартиру.
Вика опять задела ножницы и молоток. Досадливо глянула.
— А это у вас так и будет висеть?
— А вам что, мешает?
Раздраженная фраза сорвалась сама собой. Подразумевала также, что коли мешает, то ее, Вику, здесь никто не держит.
Вика смолчала. Вместо этого вдруг сказала чуть ли не просительно:
— Там у Анастасии гулянка. Я ушла. Дай, думаю, пройдусь… Весь дом прокурили, везде пьяные мужики валяются…
— Не боязно по ночам одной бродить?
Вика продемонстрировала Сигизмунду электрошокер. Сигизмунд с любопытством оглядел.
— Кобеля размером с моего свалить может, — сказал он наконец, возвращая Вике шокер.
— А большего и не требуется, — усмехнулась Вика. — Я, собственно, к вам по делу. Возвращаю!
Она торжественно вручила ему пакетик, где аккуратно лежали девкин пояс и монетки.
Увидев свои вещи, Сигизмунд сразу подобрел. Для Вики это, конечно, не прошло незамеченным.
— Вы что, думали — я с этим барахлишком в бега ударюсь? Перейду финскую границу по льду, как вождь мирового пролетариата?
— Да ладно вам смеяться. Хотите чаю?
Войдя на кухню, Вика мгновенно зыркнула глазами по двум грязным чашкам. На одной остался след помады. Но ничего не сказала. Уселась непринужденно и изящно. Университетская выправка. Только не наша — наши университетские дамы мешковаты — а ихняя.
Пока Сигизмунд прибирал грязную посуду и выставлял новую (вечер у него такой, что ли, с бабами чаи гонять?), Вика перешла к делу.
— Монеткам от силы лет пять. Штаты или Израиль. Скорее всего — Израиль. Сувениры. Сейчас там научились хорошие сувениры делать. Полюбуйтесь.
Она вытащила из сумочки и предъявила ему еще одну монетку.
— Где нашли сие археологическое диво? Угадайте! — И сама же ответила: — На Венис-Бич, Калифорния, какой-то лоточник продавал…
— Что, старинная?
— Сувенир, говорят же вам. А пряжка на поясе — работа местных умельцев. Довольно топорная, кстати. Может, кинореквизит какой-нибудь. Медь совершенно новая.
— Так, так. А что, это все имеет какое-то значение?
— Никакого. — Вика положила локти на стол, слегка подалась вперед. — Поймите меня правильно, Сигизмунд. Я глубоко уважаю ваши чувства к этой девушке. Вам, наверное, неприятно слышать, что у нее налицо явные психические отклонения. В принципе, ничего ужасного в этом нет, на Западе, если вы знаете, людей с подобными отклонениями, если они не агрессивны, не исключают из общества, более того — их принято называть «людьми с альтернативными умственными способностями»…
Чем дольше она говорила, чем больше сыпала психологическими и прочими терминами, тем явственнее звучал в ее речи акцент. Обычное явление у человека, долго жившего за границей. Особенно когда разговор переходит на темы, далекие от бытовых реалий. Например, об «альтернативных способностях», мать их всех ети…
Сигизмунд слушал и медленно накалялся. Его выводило из себя все: ее успокаивающий, задушевный тон, тщательно отработанное сочувствие, непривычная терминология, акцент этот неприятный, немного высокомерный — похожий на прибалтийский, что ли… Ух, холеная… И все-то у нее выверено, все логично…
Еле сдерживая ярость, Сигизмунд перебил:
— И что ж прикажете? По дуркам шарить? Шарил уже…
Как донести до этой холеной, логичной, насквозь западной девицы то, что для него, Сигизмунда, очевидно? Он был убежден в том, что Лантхильда НЕ СУМАСШЕДШАЯ. И он точно знал, что Лантхильды ЗДЕСЬ НЕТ. Ни живой, ни мертвой. Нет — и все. Интуиция? Сигизмунд просто ЗНАЛ. Вернее, ему каким-то образом безотчетно ЗНАЛОСЬ…
Что с того, что он выяснил, на каком языке изъяснялась Лантхильда? На готском? Пусть на готском… Что это объясняет? Да ни хрена это не объясняет… Точнее, может быть, для Вики что-то и объясняет, да только толку… Ему, Сигизмунду, от этого никак не легче. Загадка как была, так и осталась.
