— Ну, я что-то в таком роде и предполагал, — сказал Бронсон. — Но может это быть правдой? Может эта глиняная дощечка действительно быть такой ценной?
— Очень сомнительно. Таким дощечкам цена грош за десяток в базарный день. Не буквально, конечно, но ты меня понимаешь. Их находят по всему белу свету — иногда в виде фрагментов, но и целые встречаются очень часто. По приблизительным оценкам, в запасниках музеев разных стран хранится до полумиллиона дощечек, которые никто не изучал, не пытался расшифровать, а многие ни один из специалистов даже в руки не брал. В общем, их просто пруд пруди. Их использовало большинство древних народов для всяческих кратких записей. Чего на них только нет — от имущественных подробностей и счетов до рецептов; в общем, на них писали практически все, что только можно представить. Находили дощечки с надписями на латыни, греческом, коптском, древнееврейском, арамейском, но большинство выполнено клинописью.
— А что это такое, если поточнее?
— Это такая древняя форма письма. Значки, использовавшиеся в ней, имеют форму клина. Их особенно удобно наносить при помощи стила на еще влажную глину. Вообще, глиняные дощечки — это просто занятные свидетельства о повседневной жизни людей того или иного исторического периода. Они, конечно, имеют определенную ценность, но, как правило, только лишь для ученых да музейных работников.
— Пусть так, — произнес Бронсон, — но здесь в Марокко убиты два человека, а глиняная дощечка, которую, как известно, погибшая женщина подобрала на суке, исчезла. Причем вместе с принадлежавшей ей камерой. А вчера за мной по всему Рабату гонялась шайка каких-то типов, и они…
— Что? Это были местные бандиты?
— Понятия не имею, — признался Бронсон. — У меня почему-то не возникло желания спросить, что им было надо. Но скажи: если сама дощечка действительно не имеет никакой ценности, может быть, важно то, что на ней написано? Такое возможно?
После недолгого раздумья Анджела ответила:
— Все может быть, но я сильно сомневаюсь. Просто потому, что большинство этих дощечек имеют возраст от двух до пяти тысяч лет. Но то, что произошло с тобой, Крис, меня очень тревожит. Если ты прав и надпись на дощечке важна, тогда все, кто ее видели, могут находиться в опасности.
— У меня есть с полдюжины снимков дощечки, но что может означать надпись, я даже не представляю. Да я даже не знаю, на каком это языке.
— Ну что ж, думаю, я смогу тебе помочь. Перешли мне снимки по электронной почте сюда, в музей, а я попрошу одного из наших специалистов по древним языкам посмотреть на них. Таким образом мы, по крайней мере, узнаем, что написано на дощечке, и заодно проверим твою гипотезу.
— Отличная идея, — обрадовался Бронсон. Собственно, именно на такой ответ он и надеялся. — Отправлю тебе их сию же минуту. Загляни в свой почтовый ящик минут через пять.
15
Четверть часа спустя Анджела проверила электронную почту и сразу же обнаружила письмо от Криса. Она просмотрела на компьютере четыре присланные фотографии глиняной дощечки и затем распечатала их в черно-белом варианте. Она знала, что так работать с ними будет легче, нежели в цвете. Откинувшись на спинку вращающегося кожаного кресла, Анджела принялась изучать изображения артефакта.
Экс-супруга Бронсона занимала этот кабинет с самого своего поступления на работу в музей. В небольшом по площади квадратном помещении не имелось ничего лишнего. Центральное место занимал рабочий стол в форме буквы L. На короткой его стороне стоял компьютер Анджелы и цветной лазерный принтер. В центральной части длинной стороны возвышалась гора черепков — их ей предстояло сегодня разобрать, — а также лежало несколько папок и записных книжек. В углу кабинета стоял деревянный верстак, на котором Анджела проводила работы по консервации материалов, используя для этого набор блестящих инструментов из нержавеющей стали, очищающие жидкости, различные клеи и прочие химические препараты. Рядом расположились несколько стеллажей с выдвижными ящиками, а над ними на стене висели две полки, на которых выстроились в ряд справочники.
Британский музей просто огромен — да и как может быть иначе, если только постоянных сотрудников, которые ежедневно приходят на работу, насчитывается около тысячи? Плюс пять миллионов посетителей ежегодно. Здание музея занимает площадь порядка семидесяти пяти тысяч квадратных метров — это в четыре раза больше знаменитого римского Колизея и равно девяти футбольным полям, — в нем три с половиной тысячи дверей. Это одно из самых эффектных строений во всем Лондоне, да и, коли на то пошло, во всем мире.
Анджела внимательно просмотрела распечатанные фотографии и покачала головой. К сожалению, качество снимков совсем не оправдало ее надежд и ожиданий. Запечатленный на фотографиях предмет определенно представлял собой глиняную дощечку, и Анджела почти не сомневалась, что сможет определить, на каком языке сделана надпись, — вот только задачка эта оказалась не из легких, поскольку изображение на всех четырех снимках было очень нечетким.
Примерно через минуту она положила распечатки на стол и погрузилась в размышления. Разглядывая фотографии, Анджела неизбежно возвращалась мыслями к Крису, а вместе с этим внутри нарастало замешательство и чувство неопределенности, как бывало всякий раз, когда она думала о бывшем муже. Брак их был недолгим, но нельзя сказать, что совсем неудачным. По крайней мере, они остались друзьями, а многие ли разведенные супруги могут похвастать тем же? Вся проблема заключалась в постоянном и незримом присутствии в их отношениях третьего — точнее, третьей — Джеки Хэмптон, жены лучшего друга Бронсона. Анджела внезапно поняла, как это похоже на избитый стереотип, и криво усмехнулась.
Все дело было в том, что Крис испытывал сильную и безответную страсть к Джеки. Страсть, которой — Анджела это знала — он никогда не позволял выплыть наружу; страсть, о существовании которой Джеки находилась в блаженном неведении. Нет-нет, он никогда не давал Анджеле ни малейшего повода заподозрить его в неверности — он был очень честным и порядочным человеком, — и, положа руку на сердце, следовало признать: вина в том, что их брак распался, лежит на ней, на Анджеле. Как только она поняла, что Крис испытывает настоящие чувства к другой женщине, то обнаружила, что ни за что на свете не смирится с второстепенной ролью.
Но теперь Джеки уже не было в живых, и чувства Бронсона неизбежно претерпели перемену. Уже некоторое время он пытался — и прилагал к тому немалые усилия — стать к ней ближе, проводить с ней больше времени, но до сих пор Анджела, в свою очередь, делала все, чтобы держать бывшего мужа на расстоянии. Она твердо решила: чтобы позволить Крису вернуться в ее жизнь, она должна быть на сто процентов уверена, что подобное ни с кем и никогда больше не повторится. И пока у нее такой уверенности не было.
Анджела встряхнула головой и снова посмотрела на фотографии.
— А ведь это и вправду арамейский, — чуть слышно пробормотала она.
По-арамейски Анджела понимала лишь самую малость, однако в музее работали несколько человек, чьи познания в языке намного превышали ее и позволили бы им перевести древний текст. Логичнее всего было бы обратиться к Тони Бэверстоку, одному из старейших сотрудников и признанному специалисту по древним языкам. Было, правда, одно «но»: Анджела его недолюбливала. Впрочем, это вряд ли могло помешать делу, поэтому она взяла два снимка и направилась по коридору к его кабинету.
