— Вот видишь, мой дорогой, мамочка говорила, что тебе понравится, — шептала ему Илария, обнимая его влажное тело. И он вынужден был признать, что ему действительно это нравилось.
Она поднялась и обратилась к девушке, которую Анфиса все еще удерживала на столе:
— Ну что ж, если тебе нравится смотреть — то смотри, — и, повернувшись, велела Анфисе, — держи ее крепче, а если хоть слово скажет, выпори ее сама.
Она вернулась к любовнику и начала снова ласкать его, легко касаясь языком и губами его груди, живота, бедер и потом прильнув к его паху. Откинувшись на стену, Лаврентий видел испуганные глаза девушки и горящий похотью взгляд Анфисы, и это только усиливало его возбуждение. Наслаждение стало необыкновенно ярким, и через несколько минут из его горла вырвался хриплый стон.
Илария снизу вверх смотрела на любовника, наслаждаясь вместе с ним. Увидев, что он расслабился, закрыв глаза, она поднялась и приказала Анфисе:
— Запри ее в чулан, дай ей тулуп, и еды принеси. Когда мы уйдем, баню тоже запри, да смотри, чтобы никто из дворовых близко сюда не подходил. Гляди, отвечаешь за нее головой, — распорядилась хозяйка, взяла Лаврентия под руку и потянула к выходу.
— Пойдем в дом, дорогой, пора ужинать, а завтра мы снова поиграем.
Служанка, схватив девушку за руку, затащила ее в чулан и закрыла дверь на засов.
Островский поднялся и пошел за любовницей. Предвкушение невероятного наслаждения приятно покалывало его изнутри, целую неделю он будет подниматься по ступеням удовольствия, и на седьмой день получит главный приз. Он не мог сопротивляться этому искушению.
Молодой человек вспомнил тот зимний вечер сразу после смерти отца, когда Илария начала с ним игру. Тогда жертвой была молоденькая дворовая девушка. Ей тоже было пятнадцать лет, как Иларии, подсматривающей за сестрой и зятем. Та первая девушка была совсем светлая блондинка с белой кожей и прозрачными светло-голубыми глазами. Каждый вечер тетка била ее, а потом заставляла смотреть на их совокупление. Это извращенное удовольствие затянуло его в свои сети, возбуждая его всё сильнее в каждый последующий вечер. В конце недели Илария отдала девушку любовнику, и сама держала ее за руки, пока он брал девственность этого юного испуганного создания. Малышка билась и плакала, и ее ужас и слезы возбуждали Лаврентия так, как ничто другое раньше. Это насильственное обладание дало ему такое наслаждение, что он в тот же вечер понял: он больше никогда не сможет от этого отказаться. На следующее утро девушка уже не проснулась после огромной дозы настойки опия, которой ее напоила Илария.
Ровно через неделю тетка снова привела его в баню, где их ждала новая жертва из дворовых девушек. Ей тоже было пятнадцать лет. Им теперь всегда было пятнадцать. Илария придумала новые правила игры: она вплела в волосы девушке цветок незабудки и звала жертву его именем. Каждый раз он сам зарывал тела в конце сада, а тетка тогда впервые воткнула в снег на месте одной из тайных могил шелковые незабудки.
Оба любовника все больше втягивались в эту извращенную игру и, когда пришла пора оставить имение кредиторам отца, они не столько жалели о доме и доходах, сколько об утраченной возможности находить новые «цветы», как они их теперь называли.
После отъезда из имения Илария с Анфисой переехали на маленький хутор, через несколько дней к ним присоединился Лаврентий. Любовники уже не могли остановиться. Теперь жертв искали в Митаве. Илария и Анфиса, выспросив, сколько девушке лет, приглашали ее на работу, увозили на хутор, объясняя, что хозяйка сейчас за городом и хочет сама посмотреть на новую горничную. Девушку запирали в бане, и любовники наслаждались своей игрой, пока Лаврентий не насиловал жертву. В ту же ночь Илария поила ее своей настойкой, отправляя на тот свет. Девушек закапывали в конце сада, и тетка старательно высаживали на могилах такие же цветы, которые вплетала в волосы девушек в первый день их испытаний.
Три года прожили Островские на хуторе, когда Лаврентий получил письмо с сообщением, что он — наследник имения в дальней губернии. Это известие было особенно радостным потому, что молодой человек чувствовал, как вокруг них сжимается кольцо: о пропавших девушках слухи ползли по всей Курляндии. Он сам хотел бы остановиться, но Илария совершенно обезумела, их игра ей требовалась как наркотик, а он уже не мог расстаться с этой женщиной, да и ничто не давало ему такого наслаждения, как насилие над юным девственным телом.
И теперь, размышляя, как же ему поступить со своими планами, он в очередной раз сдался и решил поиграть неделю с Иларией, а потом снова попытаться поселить ее в уездном городе и срочно форсировать наступление на сердце и приданое светлейшей княжны Черкасской.
Долли скучала. Дождь, ливший уже целую неделю, прервал ее поездки верхом и лишил интересного собеседника, каким стал для нее за последнее время Лаврентий Островский. Как она удивилась, узнав, что он тоже бредит лошадьми и хочет устроить в своем новом имении конный завод. До этого все молодые люди, с которыми она начинала говорить о разведении лошадей, считали, что она шутит. Они весело смеялись и отвечали пошлыми сентенциями о том, что место женщины — домашний очаг, а основная добродетель — преданность семье. Как они были скучны и мелки, и как она их презирала.
Девушке было невдомек, что настоящих молодых мужчин, кроме брата, она еще не видела, потому что все они были сейчас в армии. Те юноши, которые остались еще в родительских домах в их уезде, были озабочены только тем, чтобы выглядеть взрослее и храбрее, ведь им приходилось конкурировать с легендами, в которые превратились их старшие родственники, овеянные боевой славой.
Двадцатишестилетний Лаврентий, слегка прихрамывающий на одну ногу вследствие ранения, казался на фоне товарищей ее детства коршуном, случайно залетевшим в стаю воробьев. Долли говорила себе, что не влюблена в него, а только ценит в нем яркую красоту, воспитание, талант художника, и, конечно, любовь к лошадям. Но сердце подсказывало ей другое: она с таким нетерпением ждала новых встреч с молодым человеком, так радовалась его присутствию, а его случайные прикосновения вызывали в ней незнакомый трепет, обещавший что-то сладкое и запретное. Княжна даже начала мечтать о том, чтобы оказаться в объятиях этого красивого и опытного мужчины, и только железные правила, намертво усвоенные всеми внучками неумолимой Анастасии Илларионовны, не давали ей пуститься в эту авантюру. Теперь девушка хотела, чтобы Островский ездил к ним в дом, ухаживал за ней, и она даже готова была принять его предложение, если бы до этого дошло.
— Когда же кончится этот дождь, — пробормотала Долли, топнув ногой, и отошла от окна библиотеки, где она делала для Лаврентия очередную выписку из толстой английской книги по коневодству. Она забыла спросить молодого человека, читает ли он по-английски, поэтому перевела для него всю главу о рационе питания английских верховых лошадей. Княжне так хотелось встретиться с молодым человеком, а перевод был отличным предлогом.
Стук в дверь прервал ее размышления, и девушка подняла голову от книги. В библиотеку заглянул дворецкий Иван Федорович и попросил барышню пройти в гостиную к тетушке.
