Дункан послал лошадь в галоп, и Амелия ощутила, как животное отрывается от земли, будто отправляясь в полет. Они въехали в лагерь и спешились. Первое, что ощутила Амелия, — это была боль в занемевших ногах. После многих часов, проведенных в седле, она едва могла ступать по земле.
Дункан занялся лошадью, а она подошла к ярко пылающему костру. Дрова трещали, выбрасывая в быстро темнеющее небо тучи искр. Жир с поджаривающегося мяса капал на поленья и шипел. Она протянула руки к огню, чтобы согреть их.
— Леди Амелия, вы голодны? — поинтересовался Гавин.
Это был тот же вопрос, который он задавал ранее, и тон был таким же вежливым.
— Умираю с голоду. Пахнет очень аппетитно.
Гавин принялся вращать мясо и обнюхивать его, подобно собаке, нюхающей воздух. Амелия подумала, что обоняние Гавина по искушенности может сравниться с обонянием любого знаменитого парижского или лондонского повара.
Вскоре они все уже толпились вокруг костра, с жадностью лакомясь вкусным мясом и запивая его крепким вином. Амелия радовалась тому, что у нее есть миска, кружка и даже камень, на который она с облегчением присела. Вопреки опасениям, ей не пришлось сидеть на корточках. Более того, ей было вполне Удобно, несмотря на скованность в мышцах. Она не могла отрицать того, что такого вкусного и нежного кролика ей еще никогда не приходилось пробовать. Все свои страхи она отбросила в сторону.
Дункан завершил ужин первым. Он встал и бросил свою миску и кружку в котел с горячей водой над костром.
— Я буду нести вахту первым.
Он выхватил меч из ножен, описав им широкий полукруг, и скрылся в темноте.
Амелия перестала жевать и проводила его взглядом. Она все еще пыталась понять, что между ними произошло и почему он ее поцеловал. Ей казалось, он презирает ее и считает полной дурой, потому что она согласилась выйти замуж за Ричарда Беннетта.
Но что изумило ее больше всего, так это, наверное, его нежность в тот момент, которая шла вразрез с тем, что она знала и думала об этом человеке. Она не сомневалась в том, что в его взгляде было сострадание, и была ему за это благодарна.
Переключив внимание на других горцев, девушка внезапно ощутила холод, которым ее обдало от взгляда Ангуса. Он тоже уже поел и откинулся назад, опершись на локоть и чистя зубы маленькой косточкой.
— Мне очень жаль твою сестру, — произнесла она, собрав все свое мужество только для того, чтобы выдавить из себя эти слова.
Он нахмурился, а затем медленно встал.
— Я не нуждаюсь в твоем сочувствии, женщина, поэтому посоветовал бы тебе держать свои мысли при себе.
Подобно Дункану, он вытащил меч, громко зашуршав железным лезвием по жесткой коже ножен, и зашагал в направлении, противоположном тому, в котором скрылся его товарищ. Холодная ночь нагорий липким ледяным туманом окутала Амелию.
— Не обращайте на него внимания, миледи, — произнес Гавин. — Он просто еще с этим не справился.
— Вы имеете в виду его сестру? — уточнила она.
— Да.
Она закончила ужин и отставила миску.
— Я и представить себе не могу, как с этим можно справиться. Как, вы говорите, ее звали?
— Муира.
Амелия обернулась туда, куда ушел Дункан. Он наблюдал за ними с вершины небольшого каменистого холма.
— Он вернется до наступления ночи?
— Трудно сказать, — отозвался Гавин. — Он сейчас все время старается уединиться.
— Почему?
— Потому что он тоже еще не справился со смертью Муиры.
Что-то оборвалось в душе Амелии, когда она услышала этот явный намек на то, что у Дункана были с Муирой какие-то отношения. Возможно, он даже был в нее влюблен.
«Это объяснило бы многое», — подумала она, пытаясь подавить тревогу, зародившуюся в ее сердце при мысли о том, как глубоко и преданно он должен был любить эту женщину, если стремится смертью отомстить погубившему ее человеку.
И этим человеком был не кто иной, как жених Амелии.
Она сделала глубокий вдох и заставила себя сосредоточиться на таком простом действии, как облизывание губ после еды. Одновременно она не спускала глаз с фигуры Дункана на холме.
Девушка пыталась напомнить себе, что он ее похититель и враг и тот факт, что он ее поцеловал и с пониманием отнесся к ее чувствам, ничего не меняет. Этот единственный момент не мог загладить всех его прегрешений. Она не имела права ему сопереживать и интересоваться его прошлыми романтическими привязанностями или трагическими обстоятельствами его жизни.
Она не могла позволить себе увлечься им и утратить бдительность. Какими бы противоречивыми ни были ее чувства, ее должно интересовать только собственное выживание и возможность побега.
Она сделала еще один глоток вина, не позволив себе больше ни единого взгляда в его сторону.
Глава шестая
— Прошу прощения, леди Амелия, — снова заговорил Гавин, — но Дункан сказал, что на ночь я должен связать вам руки.
— Вы меня снова свяжете? — спросила она. — Это так необходимо?
Ссадины на ее запястьях едва успели затянуться.
— Он говорит, что это ради вашего собственного блага, потому что если вы попытаетесь сбежать, то заблудитесь и можете попасть в беду.
— Я обещаю, что не стану сбегать, — настаивала она, глядя, как Гавин извлекает из седельной сумки моток прочной бечевки. Вспомнив о том, как она была связана утром, девушка невольно поморщилась. — Куда я пойду? Мы долгие мили не видели ни единой живой души. Гавин, я не так глупа.
— Да, но вы можете запаниковать, — вмешался Фергус, — или попытаетесь перерезать нам горло, воспользовавшись тем, что мы будем спать.
— Не смешите меня. Я не дикарка и не убийца.
Фергус криво улыбнулся и перешел на «ты».
— Но ты попала в компанию дикарей, девушка. Разве ты не понимаешь, что это заразно?
Она смотрела на его обветренное лицо, пока он обматывал бечевкой ее запястья с не зажившими после утреннего испытания ранами.
— Я не могу понять, Фергус, ты это говоришь всерьез или шутишь.
Он снова ухмыльнулся.
— Вот у тебя и есть о чем подумать, девушка, пока ты будешь уплывать в страну снов.
Лучи утреннего солнца пробудили Амелию от беспокойного сна. Она села на меховой подстилке и увидела, что костер уже потрескивает, а на большой сковороде жарится яичница.
— Гавин, ты возишь в своих сумках кур? — спросила она и, опустив взгляд на свои руки, заметила, что они уже не связаны.
Кто-то перерезал веревки, пока она спала, и она этого даже не заметила.
Гавин откинул голову назад и расхохотался:
