— Ну если ты так любишь чистоту, то и наводила бы ее сама!
Том ляпнул не подумав. Отметил, как расширились от возмущения ее глаза. «Теперь она окончательно уверится в том, что все мужчины одинаковые. Причем — одинаковые уроды, — с тоской подумал Том. — Я для нее морально умер».
— Это же нечестно! У нас была договоренность!
— Да, — сказал он совсем другим тоном, враз успокоившись. — Ты права. Не прав я. Я, конечно, вел себя как форменная свинья. Привык жить один, что поделаешь… Но ты напрасно мне сразу не сказала.
— Я ждала, когда ты сам созреешь до уборки. До последнего.
— И дождалась бы не раньше Дня благодарения!
— Буду иметь в виду. Ты убираешься в принципе только перед большими праздниками?
— Эмили, мы только что начали нормальный разговор. Давай избавимся от соблазна сцепиться и выяснить отношения, которых у нас нет.
— Нет, есть. — Эмили скрестила руки на груди. — Отношения партнерства.
Оказывается, она еще и жутко упрямая… И хороша в своем упрямстве, как грозовой пейзаж.
— Так. Хорошо. Отношения партнерства. Давай внесем только кое-какие изменения в «устав».
— Которые ты все равно выбросишь из головы в следующие пять минут?
— Нет, думаю, нам удастся договориться о чем-то таком, что мне даже не захочется забывать.
— Ну попробуем, что ли. — По глазам Эмили видно было, что она не верит ни на йоту в успех сего мероприятия.
— Через порог?
— Хочешь, чтобы я пригласила тебя войти?
— Нет, предлагаю переместиться на нейтральную территорию — на кухню.
— Не пойду, там грязно.
А вот теперь капризно поджимает губы, как избалованная девчонка. Впрочем, она и есть девчонка, разве что в избалованности ее заподозрить сложно.
— Моя комната? — Он картинным жестом пригласил ее в гостиную.
Он и сам не ожидал, что Эмили выйдет.
— Ну?
— В общем, ты уже заметила, я не люблю убираться.
— Ага.
— И мыть посуду.
— Точно.
— И выносить мусор.
— И это верно.
— И, если честно, я не считаю, что это плохо, потому что я все-таки мужчина, а есть такое понятие «Не мужское это дело». Слышала?
— В современном мире оно неактуально.
— В современном мире, где многие мужчины стали похожи на женщин, а женщины — на мужиков? Тебе такой попался?
Не надо было этого говорить — но сказанное слово не запихать обратно в рот…
Эмили потрясенно молчала. И заливалась краской.
— Да, понимаю, это не мое дело, прости. Я, когда нервничаю, становлюсь неуклюжим в словах, как бегемот. Я хотел сказать… Мне не нравится делать женскую работу.
— Ты же жил один…
— У меня была домработница.
— Даже так?
— Да. Так вот. При том что я не любитель стирать и убираться, я твердо уверен, что есть вещи, которые мужчина должен делать: носить тяжести, забивать гвозди, чинить мебель, следить за сантехникой… Я предлагаю тебе вот что: ты делаешь по дому женскую работу, а я — мужскую.
— Здорово ты придумал! Тем более что сантехник приходил на прошлой неделе, а мебель ты уже двигал! А до того момента, как мне понадобится еще один гвоздь в стене, пройдет, может, несколько месяцев!
— Я буду ходить с тобой по магазинам и носить сумки.
Эмили схватила воздух ртом. По правде говоря, именно об этом она всегда мечтала: чтобы не надо было таскать тяжелые пакеты из супермаркета. Когда они жили с Робертом, он далеко не всегда находил время, чтобы съездить с ней за покупками.
— И встречать с работы, чтобы ты не ходила от метро по темным улицам.
Он смотрел на нее пристально-пристально. Интересно, знает ли Том цену своему предложению?
— Пойми, я очень боюсь превратиться… в домохозяйку.
Он вздохнул. Искренен. Но…
— Что за глупости? В какую домохозяйку?
— Эмили, я уже несколько недель будто выключен из жизни. Я сижу дома. Весь мой мир — это маленькая квартирка, ноутбук, телефон, газеты с объявлениями о работе и множество мест, куда я звоню, отсылаю резюме, хожу на собеседование. Ни в одном из них меня не принимают, Я замкнут на этом мирке. Я почти что в клетке. Я не привык так жить, понимаешь? Я мужчина, я должен быть во вне, а не внутри. Мне здесь тесно, и я не хочу совсем терять представление о себе как о мужчине, выполняя женскую работу. Я не согласен с тем положением вещей, которое есть сейчас, но в данный момент не могу щелкнуть пальцами — и чтобы все стало по-моему. Поэтому, видимо, придется мне пока что повариться «внутри» дома. Но я не хочу и не буду делать женскую работу. Если я делаю дела по дому — значит, это мужские дела. Максимум, на что я согласен «на сопредельной территории», — это готовить. Кстати, готовлю я вкусно.
Эмили не сумела сдержать улыбки — таким трогательным ей показалось это заявление. Трогательным в своей прямолинейности.
— Я сообразил салатик. Признаюсь честно, для тебя. Думал, у тебя какие-то проблемы, и хотел тебя порадовать. И вспылил отчасти оттого, что мой порыв остался неоцененным.
Ну и что ей оставалось делать? Только стоять и хлопать ресницами. Этот мужчина, конечно, ее не полюбит, и она его тоже…
Но как же приятно, когда кто-то о тебе думает и заботится!
9
С этого дня началась совсем другая жизнь. Эмили улыбалась и качала головой, когда думала об этом: да, еще одна новая жизнь. Может быть, их слишком много в последнее время, но это намного, намного лучше, чем то существование, которое она вела раньше.
Том был великолепен. Эмили впервые — смешно сказать! — поняла, что значит чувствовать себя женщиной. И, боже, как же это оказалось приятно!
Том сдержал слово: он встречал ее у выхода из метро. И они вместе шли домой. По выходным ходили в супермаркет, чтобы запастись продуктами и всем прочим на неделю, — она не носила в руках ничего тяжелее дамской сумочки.
И его кулинарный талант не знал себе равных!
Эмили боялась даже, что растолстеет… Почти в шутку боялась.
Но ощущение сладкой расслабленности от того, что ее окружала мужская забота — опять же, смешно сказать, ее дарил ей человек, с которым у нее и в мыслях не было заниматься сексом, — дополнялось еще одним потрясающим чувством: наслаждением от возможности заботиться самой.
Эмили узнала наконец, что можно стирать чьи-то рубашки — и не чувствовать себя Золушкой, не кусать губы от невозможности покусать другого и не вести в собственной голове бесконечных монологов «Я так устала, а ты…». Что можно мыть за кем-то посуду — и не испытывать раздражения. Что можно наводить в ванной чистоту и блеск, чтобы другому человеку было приятно там находиться, — и не желать его убить за разведенную грязь.