...
Снег в Лейпциге
Германия похожа на хорошенько прибранную Россию.
Вот и миргородская лужа.
Только тут через нее переброшен красный горбатый
мостик.
Для удобства прохожих.
Дождь. Зоопарк. И мимоза цветет.
Лейпциг зализывает свои многолетние раны.
Цоколи домов обезображены аэрозольными граффити
неприкаянных молокососов.
Но разрыты на всех площадях котлованы
под будущие автостоянки.
И за вымытыми витринами кондитерских уже тихо едят
разноцветное мороженое.
И на столиках под зонтами не кончается пиво.
Я отвык путешествовать.
А гостиница так чиста и бесшумна.
Точно выложенный изнутри атласом гроб.
И каждый вечер на подушку конфетку кладут постояльцам.
Магазины. Супермаркеты. Лавки.
Масса превосходных вещей.
Костюмы и платья, плетеная мебель, часы,
безделушки, фарфор.
Витрины и правда отмыты до зеркального блеска.
Так, что глядя в них, видишь себя и всю улицу.
И кажется, люди спешат, и едут автомобили, и плывут
облака там, внутри, в магазине, только деньги плати.
Каждое утро я здороваюсь с господином Гёте
у городской водокачки.
Кроме памятников, в городе этом знакомых нет у меня.
Опера. Университетские велосипеды. У немок
веселые стриженые затылки.
Собеседник случайный.
Поглощает безбрежное блюдо вареных овощей: цветная
капуста, кольраби, морковь, картофелина, лук-порей.
С ломтем нежной свинины.
Моску, это… ах, да, Россия.
Жаль, что кончается рано.
В парижских кафе только еще заказали первые рюмки
пастиса, наверно.
А тут в восемь вечера на улицах ни души.
Среднеевропейское время носят коротко здесь, по-немецки.
В гостиничном холле бородатый очкарик-рерихолюб
из Петербурга, в стоптанных туфлях.
Неофитов созвал на вечерю.
Что-то вещает, воздевая руки и глаза к пористому потолку,
поглощающему его откровения.
Слушатели, обутые в добротную немецкую обувь,
согласно кивают.
На площади пусто.
Что-то с погодой в Европе.
Вот и в Лейпциге снег.
Недоуменно ложится в кругах фонарей
на разноцветные клумбы.
Заставляя запоздавших прохожих прятаться
в мокрых зонтах.
Только желтый чудесный трамвайчик приветливо катит,
совершенно пустой, как игрушка.
Но мне на нем некуда ехать.
Снег.
Чугунная парочка, Фауст и Мефистофель, укрылась
под сводом пассажа.
Бронзовый Гёте все любуется водокачкой,
где когда-то лилась из каменной рыбьей пасти вода.
Мокнет Бах, прислушиваясь к молчащему в темной кирхе
органу.
И у Лейбница подрастает горка снега
на позеленевших страницах развернутой книги.
...
Лейпциг Март 1997
Воспоминание о восточном гостеприимстве
Для приезжающих в сатрапию гонцов и порученцев средней руки местный властитель выстроил особую гостиницу. Сияющую изнутри мрамором, медными светильниками и лицами чинных администраторов.
Секрет ее сооружения был секретом архитектурным.
Снаружи здание гляделось в европейском современном стиле, но внутри перетекало в старинный особняк, который и позволил выдать по сметам постройку за реконструкцию.
Благодаря такому симбиозу здешний обитатель внезапно из узкого и строгого, похожего на корабельный коридора с рядами латунных ручек попадал в лепной дворянский зал с полукруглыми окнами, а затем обратно в американизированный бар на нижней палубе…
Привилегированные люди Орды имели сюда специальные пропуска и наведывались вечерами – изредка, не злоупотребляя.
В основном же чудесный этот бар с громадной, в целый квартал, обитой кожей стойкой пустовал. Как и вся гостиница.
...
Алма-Ата 1986
Райцентр Чингизханск
Привезший меня громадных размеров казах уведомил, что приходится прямым потомком Чингизхана.
По случаю сельского праздника в чахлом скверике собралось человек десять на деревянных скамейках.
Золотозубая народная певица с маленькими злыми глазами тянула песню, бесконечную, как дорога в степи.
Вдоль главной улицы шеренгой инвалидов на деревяшках выстроились газетные щиты.
Вбок от шоссе, в зеленой раковине аллеи, мелькнули, отразив кусочек голубого неба, прозрачные двери партийного особнячка, вроде входа в Зазеркалье.
