Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 64
Вообще, ежели найти слабое место у фигуранта, который выбран целью разводки, – так, считай, что половина дела выполнена! Потому как знаешь, на каких струнах фигуранта можно сыграть. Уж как неприступен был старик Остен-Сакен, ни в какую не желавший показывать кому бы то ни было свою коллекцию картин фламандских живописцев. Так ведь показал! Более того – даже сам напросился показать ее Шаху.
А почему?
Да потому, что Шах нашел у Остен-Сакена слабое место: любовь к кошкам и котам. И притащил старому барону какого-то малазийского кота, которого неизвестно где нашел. Скорее всего спер где-нибудь! То бишь позаимствовал, как сам Шах говорил про свои экспроприации.
Старый сквалыга был так рад этому малазийскому чудищу, бесшерстному и вечно дрожащему, словно тот постоянно мерз, и так признателен, что сам потащил Шаха в свою сокровищницу. Из которой по прошествии короткого времени пропала одна из самых дорогих картин Франса Франкена-Второго «Пиршество». Причем пропала так, что потом оказалась сразу в трех местах: в частной коллекции барона Розена, известного собирателя картин, Рижском музее изобразительных искусств и у клана Ротшильдов, которые отвалили за нее хорошие деньги. Все три картины оказались искусными подделками, но сыграл сам факт похищения картины, о котором раструбили все газеты. Не без помощи, конечно, «червонных валетов». В «Санкт-Петерубгских губернских ведомостях» даже был помещен фотографический снимок пустого места в коллекции барона Остен-Сакена, доказывающий, что картина была действительно похищена.
Естественно, никто из трех новых владельцев «Пиршества» Франса Франкена-Второго не преминул воспользоваться экспертизой подлинности полотна фламандского мастера. Однако Шах устроил так, что в двух случаях эксперт был подставной и, естественно, признал подлинность картин. Роль эксперта для представителя клана Ротшильдов и директора рижского музея блестяще исполнил Алексей Васильевич Огонь-Догановский. Причем так мастерски, что рижанин даже пригласил его на службу в свой музей экспертом с вполне приличным жалованьем. В третьем же случае, ибо барон фон Розен на совершение купли-продажи пришел со своим экспертом, Шах был вынужден предъявить к экспертизе подлинную картину Франса Франкена-Второго, которую в самый последний момент подменил копией.
Так что любовь к кошкам и котам обошлась барону Остен-Сакену в весьма кругленькую сумму… Но это к слову!
– А что привело вас в Казань? – осторожно поинтересовался Всеволод Аркадьевич.
– Страсть, – ответил граф Тучков. – Страсть к коллекционированию. Я ведь собиратель старинных вин и коньяков. Ведь это чудо, согласитесь, держать в руках бутылку, которой сотня лет или даже больше и которую, возможно, держал в руках сам Людовик Шестнадцатый. Кстати, князь, я ведь именно из-за такой бутылки приехал в эту глушь.
– Я, к сожалению, чужд подобных страстей, – с некоторой печалинкой сообщил Тучкову Всеволод Аркадьевич. – Вина и коньяки предпочитаю пить, а не коллекционировать. И ничего в них не понимаю. Кроме вкуса, конечно, – улыбнулся Долгоруков. – Кстати, – Сева метнул в графа быстрый взгляд, – в подвале моего дяди по матери, кажется, есть неплохой коньяк. Признаться, я выпил уже три бутылки. Ну, да дядя не обидится. Все равно этот дом уже мой. Не желаете отведать?
– А что за коньяк? – как бы ненароком спросил граф Тучков.
– Какой-то «Крайфер», кажется, – мимоходом и как-то вскользь ответил Всеволод Аркадьевич.
– «Кло`д Крайфер»? – вдруг явно взволновавшись, быстро спросил граф.
– Может быть, – неопределенно ответил Долгоруков.
– А какого года? – уже сильно заволновался Тучков.
Все-таки это действительно страсть – коллекционирование. Ведь только от страсти голос срывается на хрипоту и начинают дрожать руки. От страсти и… вожделения.
– Не знаю, – простодушно пожал плечами Сева. – На нем наклейка так заплесневела, что ни черта не разобрать! – уверенно произнес он и тотчас добавил: – Меня это не особенно волновало – главное, чтобы напиток был вкусный.
– Заплесневела? – раздумчиво спросил Дормидонт Савельевич.
Такое уже однажды с ним было: три года назад в Люблине. Его пригласили в один старинный дом, где был винный погреб. Конечно, Дормидонт Савельевич пожелал осмотреть не только дом, но и сам погреб. И обнаружил там – что бы вы думали? – бутылку французского коньяку «Генрих Четвертый»! Из-за почтенного возраста на наклейке уже ничего не прочитать. Очевидно, поэтому коньяк стоял в груде совершенно разных бутылок с испорченными наклейками, и, возможно, никто из хозяев так никогда бы и не узнал, что среди груды непонятных бутылок стоит настоящая жемчужина – знаменитый французский коньяк!
Но Дормидонт Савельевич понял это практически сразу. Потому что к тому времени давно уже из любителя-коллекционера превратился в коллекционера-профессионала, с первого же взгляда могущего узнать, что за вино или коньяк стоит перед ним.
Вот и тогда, в Люблине, он безошибочно определил, что перед ним «Генрих Четвертый». А когда взял бутылку и рассмотрел поближе – мурашки неровной щекочущей волной побежали у него по спине: в руках он держал «Генриха» от одна тысяча семьсот семьдесят шестого года. Самого первого года, с которого этот коньяк начал производиться в маленькой провинции с названием France's Cognac Grande Champagne region. Это граф определил по форме бутылки – слегка вытянутой и с укороченным горлышком, – потому как в последующие года «Генриха Четвертого» разливали в бутылки иной формы, толще и ниже.
Нет, князь не хотел ограбить хозяев, когда предложил купить у них за триста рублей всю эту груду вин с испорченными этикетками, в которой находился раритетный коньяк. Просто он не сказал им, что сей «Генрих Четвертый» стоит по меньшей мере пятнадцать тысяч рублей. А ежели хозяева предпочли бы поторговаться, то и все двадцать. Разве ж это воровство – не сказать всей правды? Да и не нужна была хозяевам дома эта бутылка доброго старинного коньяку. Иначе она стояла бы в витрине за стеклом, и на нее любовались бы они сами и их уважаемые гости. И восхищались бы тем, что столь знатной бутылочке – сотня лет. Век! Стало быть, ничего особенного и противузаконного граф Тучков не совершает. Просто приобретает полтора десятка старых, никому не нужных бутылок, да еще неизвестно с чем (может быть, содержимое уже давно превратилось в уксус!) за триста рублей.
И все…
– Вы знаете, князь, – вышел из раздумья граф, – именно из-за бутылки этого коньяка я сюда и приехал. Коньяк «Кло`д Крайфер» одна тысяча семьсот восемьдесят первого года. Початая бутылка, из которой пил сам Людовик Шестнадцатый на следующий день после издания в январе тысяча семьсот восемьдесят восьмого года эдикта, упраздняющего парламент. Так написано в патенте на этот коньяк.
– С ума сойти, – легкомысленно промолвил «князь».
– Да, именно так, – ответил Тучков. – От этого и вправду можно сойти с ума, если задуматься всерьез – обладать бутылкой коньяку, из которой почти сто лет назад пил знаменитый король Франции!
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 64
