Однако это соображение не улучшило его самочувствия.
— Джонатан, — слабо вымолвил он. Не слишком красноречивое приветствие, но все же лучшее, на что он был сейчас способен. В этот момент Могенс едва ли мог облечь свои чувства в слова. Он чувствовал себя… оглушенным. Ученый в нем бесстрастно стоял на том, что все разыгрывающееся перед ним попросту невозможно, но его глаза утверждали обратное.
— Могенс, — Грейвс изобразил на своем лице гримасу, которую Могенс еще минуту назад считал на физиономии этого человека немыслимой: а именно открытую, абсолютно искреннюю улыбку. Не удостоив Мерсера, — который в задумчивости наморщил лоб, тщетно пытаясь найти смысл в его туманном высказывании, — даже мимолетного взгляда, Грейвс ступил навстречу профессору и протянул ему обтянутую черной перчаткой руку. — Рад, что ты приехал. По правде говоря, я в этом и не сомневался, однако признаюсь, что в последние два дня немного нервничал. Но теперь ты здесь.
Ван Андт машинально пожал протянутую ему руку, и малая часть его мозга, еще способная к рациональному мышлению, мимоходом отметила, что рукопожатие Грейвса оказалось совершенно не похоже на то, чего он ожидал. Оно не было ни вялым, ни исполненным копошения под черной кожей перчатки, будто там скрывались не кости и мышцы, а нечто самостийное, противоестественно кишащее в упорном намерении вырваться из тюрьмы в образе человеческой кисти. Это было совершенно нормальное, даже не лишенное приятности крепкое рукопожатие, вызывающее доверие. Даже в этот момент эмоционального и умственного смятения Могенс осознавал, что он попросту не в состоянии изменить свои взгляды. Все в нем противилось тому, чтобы признать за Грейвсом хотя бы такую малость, как совершенно нормальное человеческое рукопожатие.
— Я… — неловко начал он, но не смог продолжить и закончил только беспомощным пожатием плеч.
— Ты слегка поражен, — пришел ему на помощь Грейвс. — И должен признаться, что я был бы сильно разочарован, если б было не так.
Могенс все еще не мог говорить. Шок должен бы уже отступить, но все было наоборот. Ощущение нереальности, которое охватило его, все усугублялось. С тех пор как Джонатан Грейвс заново вторгся в его жизнь, она стала больше смахивать на кошмар, который теперь приобретал все более абсурдные черты. Они находились в египетском храме, глубоко под землей и всего лишь в пятидесяти милях от Сан-Франциско!
— Но это… невозможно! — наконец выдохнул Могенс.
— Однако реально, — язвительно ухмыльнулся Грейвс. Он отпустил руку Могенса, отступил на пару шагов и сделал приглашающий жест. — Добро пожаловать в мое царство, дорогой профессор!
«Мое царство»? Могенс лишь краем сознания зафиксировал это странное определение. Прилагая все усилия, он пытался оторвать свой взгляд от невероятного окружения и полностью сконцентрировать его на Грейвсе, но это никак не удавалось.
— Я… я поражен, — пробормотал он.
Наверное, это было не совсем то, чего ожидал Грейвс, но на большее Могенс был сейчас не способен, в его мыслях все еще царил беспросветный хаос.
— Может, сходить за коньяком, который Сьюзен прячет у себя под столом? — спросил Мерсер. — Нашему дорогому профессору, кажется, не помешает хороший глоток.
— В этом… нет необходимости, — вяло возразил Могенс. — Спасибо.
— Наш дорогой профессор не употребляет алкоголя, — вмешался Грейвс. — По крайней мере, так было раньше. И не думаю, что с тех пор что-то изменилось, или?.. — Пару минут он понапрасну ждал ответа, а потом, пожав плечами, круто повернулся к Мерсеру:
— Большое спасибо, доктор. А теперь вы и доктор Мак-Клюр можете вернуться к работе. Все остальное я беру на себя.
Мерсер хотел было возразить, но ограничился лишь разочарованным вздохом и пожатием плеч. Мак-Клюр же без всяких комментариев повернулся и вышел. По всему видно, Грейвс имел власть над своими людьми.
Грейвс не только дождался, пока оба покинут помещение и решетка опустится за ними, но и пока их шаги, становясь все глуше, совсем не умолкли. Когда он снова повернулся к Могенсу, выражение его лица резко переменилось. Он все еще улыбался, но это больше не было бесшабашной юношеской улыбкой, то есть ее след еще оставался, но в глазах появилось вдруг что-то… подстерегающее.
Могенс мысленно призвал себя к порядку. То, что он увидел, было слишком впечатляющим, чтобы позволить личной неприязни к Грейвсу взять верх или, того больше, помутить его рассудок. Он глубоко вдохнул, расправил плечи и заставил себя не только выдержать взгляд своего противника, но и ответить улыбкой на улыбку. К его собственному удивлению, ему это почти удалось.
— Прошу прощения, Джонатан, — откашлявшись, начал он. — Сам не знаю, чего я ожидал, но то, что я здесь…
— Знаю, такого ты не ожидал, — перебил его Грейвс. — Я был бы в высшей степени удивлен, если бы это было не так. — Улыбка окончательно исчезла с его лица и уступила место крайней серьезности. — Мне тоже следует извиниться за то, что напустил столько таинственности. Но теперь, когда ты своими глазами видел, в чем здесь дело, думаю, согласишься, что я не мог даже сделать малейшего намека, как бы тяжело мне ни было сдерживаться.
Могенс кивнул. Дальнейших объяснений и не требовалось, но Грейвс тем не менее продолжал:
— Ты, конечно, можешь себе представить, какие бы это имело катастрофические последствия, если бы хоть одно-единственное слово просочилось на публику. — Он отмахнулся обеими руками, хоть на этот раз и не так размашисто, как до того. — Но хватит об этом, Могенс. Идем, я устрою тебе экскурсию! — На миг озорная ухмылка школяра промелькнула по его лицу. — Полагаю, ты уже готов лопнуть от любопытства.
Это соответствовало истине, так что Могенс лишь молча кивнул. Но в нем говорило не одно любопытство. Несомненно, должно пройти еще немало времени, прежде чем его разум оправится от осознания невозможности происходящего, с которым он столкнулся, но пока что ощущение нереальности, овладевшее им, только усугублялось. Он беспрекословно последовал за Грейвсом, однако ему по-прежнему было трудно сосредоточиться на его пояснениях и рассуждениях. Хотя вины Грейвса в том не было. Могенс не был египтологом и интересовался этой сферой лишь в разумных пределах. Но толкования Грейвса увлекли его, он подпал под их чары. Он не смотрел на часы, но, должно быть, пролетело куда больше часа, пока Грейвс с неподдельной гордостью властелина водил его по «своему царству». И за это время Могенс узнал о мифологии древних египтян и услышал имен богов, владык и демонов гораздо больше, чем за все университетские годы. Он не понимал и половины того, что Грейвс со все возрастающим воодушевлением первопроходца втолковывал ему, а из этой половины тут же забывал добрую часть услышанного еще до того, как эта импровизированная экскурсия едва ли подошла к середине.
— Видишь, Могенс, — заключил Грейвс, после того как завершил описание каждой отдельной статуи, объяснение содержания каждого отдельного рельефа и смысл не всех, но большинства иероглифов, — я ничуть не преувеличивал, когда говорил о значении моей… нашей, — поправил он себя, — находки.
