Книга Светская дурь - Бен Элтон

Послушайте, я понимаю, что вы думаете, но я никогда в жизни никого не избил ради укола, даже до того, как у меня бабло появилось. Ну, такой дури я тогда не принимал, всего несколько таблеток В общем, я здорово расстроился, и, если учесть, сколько дури я загнал в организм, я понял, что мне нужно остыть. В конце концов, мне ведь нужно было выступать, гвоздь программы, а «позволь мне быть татуировкой на твоем бедре» – это жутко длинное предложение, если башка совсем не варит. Так что нужно было найти способ успокоиться, и я пришел сказать, что героин расслабляет лучше всего на свете. Так что это было типа лекарство. Я ведь профессионал.

Слушайте, как правило, с героином я не играю. Ну, тяжеловатый он, понимаете? Наверное, кокаин – это так, по приколу, а вот герыч – это уже настоящая наркомания. Серьезная хрень для серьезных парней. С ним шутить нельзя. Я его вообще-то до сих пор только курил, это ведь не то же самое, что вмазываться по-настоящему, правда? Но в конце дня мне очень нужно было охолонуть. Учитывая паранойю с коксом и копов, которые ворвались в мою гримерную, и вообще, если честно, мне было немного стыдно, что я под жопу вышвырнул Эмили прямо на мостовую ни за что ни про что. И то, что пытался трахнуть Лулу а потом врезал по морде парню из «администрации и персонала», а потом слизывал фрукты с его девчонки и драл ее на журнальном столике, а потом услышал насчет тетушки… У меня было ощущение, что меня прет во все стороны. Так что я набрал своего парня и велел ему дуть в машину и мигом добыть мне дури, а я закажу для него пропуск с черного входа.

Не, вы ни за что не поверите. В смысле, вы-то поверите, а я вот тогда не поверил. Парень сказал: «Извини, Томми, но сейчас я ничего достать не могу».

Для меня это было просто, мать его, невероятно. Потому что никто, действительно никто никогда не говорит мне, что я не могу, если я говорю, что хочу. Этого просто не бывает. У меня есть люди. У меня целый штат, команда, и каждый член этой команды знает: я получаю что хочу и когда хочу. Как пел «Oasis»: «Все мои люди, прямо сейчас, прямо здесь». Правило таково: если ты в моей команде, ты прыгаешь, когда тебе велят. Потому что, если начистоту, коли ты продаешь меньше чем за два года пятнадцать миллионов дисков, то заслуживаешь получать всё, что пожелаешь, и ни в чем не знать отказа. Пятнадцать миллионов альбомов означают, что ты получаешь необходимое без вопросов, а я хотел герыча. «Послушай, ты, сонный урод, – сказал я. – Достань мне герондота, или можешь забыть о том, как ошиваться рядом со мной и трахать телок, которые мне не приглянулись».

Короче, он начал канючить, что он не при делах, что таиландская полиция орудует в аэропорту Бангкока. Он сказал, что Таиланд хочет проводить следующие Олимпийские игры, или следующий тур «Riverdance», или что-то вроде того на своей территории и поэтому пытается подправить свою репутацию наркоманского рая. Больших людей, конечно, не тронут, но придушат мелких ослов, которые провозят героин, запихнув его в жопу или типа того.

Но, по правде говоря, мне-то до этого какое дело, мать их так?

Когда хочешь герыча, может быть только один короткий разговор, а именно: да или нет. Всё остальное не имеет значения. Я был жутко зол. Я швырнул мобильник в очко и попытался смыть его, но он не смывался, поэтому я пнул унитаз своим пижонским ботинком со стальным носом и разбил толчок, потом вытащил смывной бачок из стены гримерной и прямо с парой галлонов воды, которая стекала на меня, поднял его над головой. Затем я швырнул его в зеркало, порезал руку о стекло и проломил идиотскую картонную стенку, что вела прямо в соседнюю гримерку где стояли в одних лифчиках три птички-певички. Не знаю, кто это был, – помню только, что они были белые, значит, это могли быть «Atomic Kitten», но не уверен. Вы можете подумать, что они разозлились из-за того, что какой-то полудурок ввалился к ним через стену с половинкой унитаза в руках, но не забывайте, что я Томми Хансен, мать его, так что для этих крошек Рождество наступило раньше срока.

Они начали визжать, хихикать и говорили что-то типа: «Ты бешеный, Томми. Ненормальный. Ну ты и вперся. Молодец!» – и за долю секунду, пока я стоял в отключке, я подумал: «Знаю, что делать. Я трахну всех трех. Это меня успокоит». Так что я поднимаюсь с пола и говорю: «Ладно, детки, извините, что ворвался, когда вы в одной трусне», а они смеются: «Мы не в трусне, Томми, мы в сценических костюмах», и это правда, эти их лифчики и трусики – это их сценические костюмы. Примерные девочки, а? Что бы подумали их мамочки. Я и говорю: «А как насчет того, чтобы поскидывать костюмчики? Покажете титьки Томми, или как? А я покажу вам свой прибор», и они все опять захихикали и заверещали, заявив, что я «совсем больной», но не знаю, уважили бы они мою просьбу, потому что я вроде как вырубился. В прямом смысле. Ноги подо мной подломились, и, когда Тони пришел с Кристофером, моим мальчиком на побегушках, я лежал свернувшись на диване и ревел белугой, как какой-то пацан, мать его так, а эти три ливерпульские девки стояли и думали, не припадок ли у меня. В общем, если принимаешь столько дерьма, как я, главное – правильно всё смешать. Четкая мера бухла, идеальная пропорция дури, может, только половина таблетки экстази, или типа того. Если честно в моем случае половинка и две трети отличаются так же, как невинный расслабон и расхерачивание своей гримерки и истерика на диване певичек