– Подожди, не торопи меня. Это нужно обдумать, – смущенно пробормотала Лиля, прижав пальцы к правому виску, в котором точно иголочкой кольнуло. Слишком это внезапно, слишком хорошо! Словно сбылись самые рисковые мечты. Но под медовым глянцем нового счастья наверняка таятся ядовитые жала, и надо подумать – готова ли она к встрече с ними? Какова цена, и готова ли она платить?
За все в жизни нужно платить – эту несложную истину Лиле пришлось усвоить накрепко.
К тому же ее сильно беспокоило поведение матери.
Она вела себя... По меньшей мере, странно.
Мама навещала бабушку и Лилю, потом только Лилю, а позже Лилю и Егорку – раз в год. И все время она оставалась... Чужой. Более даже чужой, чем была в Лилиных мыслях и воспоминаниях. Она словно витала где-то. Где-то? Известно где. Вокруг своего ресторанчика. Яркая, но элегантная вывеска, зал в бело-розовых тонах, сверкающая кухня, упитанные поварихи, истерзанные диетой официантки и, наконец, собственный крошечный кабинет, где на столе в рамке сердечком стоит большая фотография пятнадцатилетней Лили. Вся композиция как бы говорит: «Я бизнес-леди, что есть, то есть. Но в моем сердце только дочь, все ради нее и для нее».
На самом же деле, мама обращалась с Лилей скорее прохладно и частенько давала знать, что дочь не выполнила возложенных на нее надежд, обманула материнские упования. Она выбрала для себя роль домашней клушки, ей никогда не взлететь, расправив крылья! Что ж, каждому свое. И Тамара спокойно смотрела, как Лиля моет посуду, убирает, стирает. Никогда не предлагала помощи, предоставляя дочери возиться с тряпками, и только иногда вставала к плите. Поразив воображение домашних фаршированной щукой или острейшим лобио, она вновь улетала в горние сферы ресторанного бизнеса. Вымыть за собой посуду, протереть заляпанную плиту Тамаре Павловне просто не приходило в голову. Лиля не обижалась, ей было не в тягость прибраться лишний раз.
Но сейчас все оказалось иначе. Мать обращалась к дочери ласково-преласково, хотя раньше чуралась нежных слов и презирала уменьшительные суффиксы. Едва перешагнув порог родного дома, едва переодевшись и умывшись с дороги, Тамара Павловна кинулась помогать. Она разогрела кушанья, заварила чай, красиво разложила на блюде пирожные. Тамара Павловна хваталась за любое подвернувшееся дело. И из-за обеденного стола вскочила первая, хотя раньше любила посидеть подольше, попивая остывший чай, кроша сдобное печенье. Убрала остатки трапезы, снова подогрела чайник и принялась мыть посуду – до Лили доносился из кухни тихий перезвон тонкого фарфора, плеск воды.
– Лиль, ты не заснула?
– А? Нет, все в порядке. Извини. А как же ты надумал приехать к матери? Вы ведь... Мы ведь...
– Давно не виделись, да. Так получилось, Лилик. Мама сама нам написала.
– Как?
– Очень просто. Думаю, тебе стоит сразу все рассказать. Видишь ли, она обнаружила у себя онкологическое заболевание.
У Лили голова пошла кругом.
– То есть?
– Ох, прости. Я тебя напугал. Никакой болезни не было. Рак существовал только в мамином воображении.
– Продолжай.
– Она написала отцу.
– А почему не мне? Непонятно...
– По-моему, все ясно. Ты, Лилик, уж извини, одинокая женщина с ребенком. У тебя заботы, хлопоты, расходы, тяжелая работа. Ты бы только переживала за маму, но не сумела б помочь ей. В том случае, разумеется, если бы эта болезнь оказалась реально существующей. Я понимаю, что ты сейчас чувствуешь. Но мама просто не хотела тебя волновать. Она знала, что мы с отцом никогда не бедствовали, и обратилась к нам ради тебя.
– Вот как? – Лиля произнесла эти слова чуть прохладнее, чем бы ей хотелось.
– Да! – с вызовом ответил брат. – Она была уверена в своей близкой кончине и просила, чтобы мы поддержали тебя после ее смерти. Разумеется, мы сразу почувствовали неладное, и я выехал к маме. Мы прошлись по врачам. Никаких признаков опухоли. Но мама продолжала твердить, что знает о своей болезни, что чувствует, как метастазы распространяются по ее телу. Пришлось навестить психиатра. Месяц интенсивной терапии дал удивительные результаты. Я достал один препарат... В общем, она полностью излечилась. Но личность ее претерпела кое-какие изменения – ты, наверное, уже заметила. Может, это к лучшему? Тсс!
Вошла Тамара Павловна – бойкая, веселая, с доброй простоватой улыбочкой. Раньше она улыбалась редко, высоко ценя силу своей улыбки. Еще в юности Тамара Павловна нашла себе эталон, французскую актрису Симону Сеньоре, и научилась у нее томно улыбаться краешками полных, подкрашенных губ.
– Сплетничаете? Шепчетесь? Может, вам, молодежь, пойти погулять?
– Мам, к Егорке сегодня массажистка должна прийти...
– Тем лучше. Вот я и познакомлюсь с массажисткой, проведу побольше времени наедине с внуком. А вы пройдитесь, благо погода разгулялась...
– И теперь? – спросила Лиля, когда они вышли из темного подъезда в галдящий, мокрый, умытый недавним дождем, а теперь еще и обласканный солнечными лучами сквер.
– Теперь я не хочу, чтобы мы расставались. Пришла пора возродить семью, – торжественно объявил ее вновь обретенный брат.
– Ты так смешно говоришь... Как в бразильских сериалах. Много лет спустя героиня обретает семью. Вить, у меня ведь своя жизнь. Почему ты так уверен, что я захочу ее бросить?
Виктор пожал плечами – легкий, насмешливый жест. Но Лиля видела, что брат уязвлен... Сильнее, чем она могла бы предположить; больше, чем хотел бы показать. Виктор прищурился, словно от внезапной зубной боли, и с шумом втянул в себя воздух. Лиля поймала взгляд брата, и ей вдруг стало как-то не по себе.
Его глаза...
Она не помнила их цвета. Слишком мало времени Лиля жила с братом под одной крышей. Но, обняв Виктора на вокзале, она заглянула ему в глаза и увидела, что они серые. Цвета графита, цвета асфальта, цвета грозовой тучи. Лиля позавидовала насыщенному оттенку и блеску этих глаз, у нее самой они были невыразительные, банальные, серо-зеленые.
Но теперь...
Она могла бы поклясться – на мгновение глаза Виктора изменили цвет. В ту секунду, когда он, заложив руки в карманы и независимо вздернув плечи, посмотрел на нее искоса, его глаза стали... желтыми.
Желтыми, как песок в пустыне.
Это, пожалуй, слишком. Чересчур много событий для одного дня, вот и мерещится всякая чепуха.
– Я слишком резко тебе ответила. Извини.
– Ничего, Лилик. Я сам виноват. Приехал на белом коне – здравствуйте, я ваш братец, любите меня! Тебе нужно ко мне привыкнуть. Все обдумать. Ведь так?
«Он даже охрип от обиды, – подумала Лиля. – Конечно, про глаза – это моя фантазия. Изменившийся голос – реальность. Он стал более тихим и вроде бы как шершавым, словно у Виктора горло першит...»
От песка?
– И потом, ты знаешь, у Егорки очень слабое здоровье.
