Такео молча наблюдал, как я достаю из кошелька две купюры по тысяче и монетку в сто иен.
— Я принесу сдачу, — предложил вежливый вышибала.
— Не трудитесь. — Я уже направлялась к двери, и Такео, как ни странно, шел за мной.
— В Японии не принято давать чаевые, — сказал он у меня за спиной.
— Ну и что? Я не стану тут отираться в ожидании своего полтинника.
— В этом платье вы похожи на гладиолус. Куда вы теперь направляетесь? — В его голосе слышалась усмешка.
Именно так будущий директор школы должен разговаривать с мелкой сошкой.
Я не ответила, продолжая пробираться к выходу. Как противно, однако, что именно он видел меня такой беспомощной.
— Вы, наверное, идете домой? Улица Сиомодаи, двадцать пять-пятьдесят? Квартира один? Янака — довольно старомодный район, не думал, что там еще селятся молоденькие девушки.
— Чудесно. Из этого следует, что вы успели порыться в моей записной книжке. У вас на мой счет серьезные планы? Романтическое свидание? Или, может, убийство?
Тут я спохватилась и замолчала. Паршиво сказано, пожалуй. Неподходящая тема для упражнений в остроумии. В свете недавних событий, я имею в виду. Такео перестал улыбаться.
— Нам надо поговорить. Давайте зайдем в одно чудное местечко... идзакая[12], тут за углом, — попросил он тихо.
Еще чего, в местечко. Наверное, он понял, что я видела его с Че, и хочет теперь выяснить, что мне известно. Нашел дурочку. С какой стати я пойду в бар с мужчиной, которого едва знаю. Тем более что мы только что вышли из питейного заведения. Нет, ни за что.
— Пошли. Если, конечно, вы угощаете, — сказала я, и мы завернули за угол.
7
Чудное местечко оказалось, к моему разочарованию, обычной закусочной, ярко освещенной и заполненной народом. Студенты, клерки, офисные барышни теснились в узких кабинках, точно баночные сардинки, которые, кстати, здесь в основном и подавались с пивом и рисовыми шариками.
Нам пришлось отстоять очередь в вестибюле, как и всем остальным. Ничего себе — зашла перекусить с наследником миллионера!
Такео терпеливо переминался с ноги на ногу, потягивая свои Mild Sevens. Когда он предложил мне закурить, я собрала всю свою язвительность и сказала:
— Вот бы не подумала, что такой активный защитник природы станет отравлять атмосферу дешевыми сигаретами.
— Никотиана — изумительное растение, — спокойно парировал Такео. — Я им заинтересовался, когда изучал садоводство в Калифорнии. Но вы правы. Я пытался бросить, да не вышло.
Спустя еще минут пять появилась официантка с проколотой колечком бровью и повела нас через шумный и грязноватый первый зал во второй, где пол был застелен татами, и нам пришлось разуться. Этот зал, пожалуй, выглядел получше: вместо кабинок — низенькие сосновые столики, а на полу — бело-голубые подушки. Все бы хорошо, но, сняв туфли, я вспомнила, что на мне нет чулок. Пришлось быстро подсунуть голые ноги под себя, пока никто ничего не заметил. Тут пригодилась традиционная поза сейдза, когда у столика не сидишь, а, скорее, стоишь на коленях, опираясь ягодицами на пятки. Такео, в отличие от меня, развалился в небрежной позе, скрестив ноги — мужчина в Японии может сидеть, как он хочет.
— Вам это место знакомо со времен учебы в колледже? — предположила я, оглядевшись вокруг.
— Да нет. Честно говоря, я сам здесь в первый раз. Просто знал, что за углом есть забегаловка.
— Тогда нет смысла спрашивать вас о здешней кухне, — заключила я и углубилась в меню.
— Вы что же, читаете по-японски? — с удивлением спросил Такео.
— Разумеется! — Тут я, разумеется, приврала. Просто некоторые названия были написаны на хирагана, и кое-что мне удалось разобрать. — Я возьму зеленые перцы и якитори. Может, закажем на двоих большую бутылку пива «Кирин»?
— Ого! — Такео изумленно поглядел на меня. — Вы угадали мой вкус! Это очень по-японски — с ходу догадаться, чего хочет собеседник.
Я таинственно улыбнулась ему. Не буду же я, в самом деле, объяснять, что видела, как они с камрадом Че наслаждались холодным «Кирином» в бразильском клубе.
Такео подозвал официантку и заказал то, что я просила, а для себя — ида-мами, соевые бобы в стручках, приготовленные на пару... м-м-м... объедение.
Заметив, как блеснули мои глаза, он попросил принести двойную порцию.
— Вы вегетарианка, — предположил он.
— Не совсем, обычно я ем рыбу. Но в этой идзакая я рыбу пробовать не стану. Это, как бы вам сказать...
— Рискованно, — закончил он за меня, — пожалуй, вы правы, местечко так себе. Это моя вина. Я ведь только хотел поговорить с вами наедине, это не займет много времени. О том, вчерашнем событии, понимаете?
— Вот оно что... — пробормотала я, оттягивая неприятный момент.
Такео надолго замолчал, но и я не подавала голоса—в конце концов, это его тема. Пусть начинает первый. Желая оправдать паузу, он принялся наливать в мой стакан тягучее янтарное пиво — так медленно и так изящно выгнув запястье, что это напомнило мне чайную церемонию.
— Невозможно поверить, что с ней такое произошло. Я просто не могу поверить, что ее уже нет.
По его интонации нетрудно было догадаться, кто эта она.
— Вы были друзьями с Сакурой? — спросила я, понимая, что он ждет от меня именно этого вопроса.
— Да. Мы были очень близки. После смерти моей матери она, можно сказать, вошла в нашу семью.
Вот это новость! Рука у меня дрогнула, несколько капель пива пролились мимо рта.
— Ох, извините. Я не знала, что ваша мать умерла.
— Двадцать два года назад, мне было шесть лет.
Значит, он мой ровесник, этот Такео. Интересно, почему тетя ни разу не упомянула о смерти госпожи Каямы? В это время она уже занималась икебаной и, разумеется, была знакома с семьей иемото.
— Это была автомобильная авария? — спросила я. Если в Японии вы умираете не от старости, то, скорее всего, в автомобильной аварии.
— Нет. Она упала с лестницы в саду. В нашем летнем доме. Я помню, как приехала «скорая». Все вокруг говорили: джико, что означает несчастный случай. Я все ждал, когда мама вернется, ведь со мной тоже случались всякие джико: один раз я врезался на велосипеде в бордюр, другой — поранился садовыми ножницами. Но мама не возвращалась, а потом Сакура сказала, что она не вернется никогда.
