– Гран на каждый год моей жизни, мисс Монтроуз. Мне восемь лет.
– Главное – избежать осложнений на сердце, – продолжал жизнерадостно доктор Честер, – проблема с клапанами, ее уже имеет Марта, нам достаточно одной такой больной. Абсолютный постельный покой и тщательный медицинский уход предотвратят болезнь. Как только заметите, что она потеет, заверните ее в покрывало вместо простыни. Известно вам что-нибудь о хорее Сиденхэм?
– Да, доктор – встревожилась я.
– Так что не пропустите первые симптомы? Сразу вызывайте меня. Я, конечно, не смогу оказать экстренной помощи. Только лечение, которое она получает сейчас. Но мне надо знать.
Девочка нахмурилась, глядя на него:
– Что это... хорея, доктор Честер?
Он рассмеялся кудахтающим смехом:
– Ну, это сложно для тебя, Роб, боюсь, тебе не понять. И ее никогда не будет у тебя. Мы за тобой присматриваем очень хорошо, чтобы этого не случилось. Но мисс Монтроуз знает, что это. Один доктор сказал, что ребенок наказан хореей по трем причинам: и первая – за непоседливость. Потом за то, что бьет свою посуду. И строит гримасы бабушке.
Но он не улыбался, глядя на меня. Сиденхэмская хорея – это не шутка! Болезнь мозга, поражающая детей, она очень напоминает ревматическую лихорадку, от которой он лечит Робин Уорбартон. Непроизвольные движения, гримасы, невозможность взять в руки чашку – обычно незаметные симптомы, вызывающие шутливые замечания, являются несомненными признаками.
Когда мы вышли в коридор, он сказал:
– Надеюсь, вам приходилось встречаться на практике с детьми-ревматиками?
– Да, доктор.
– Они недолго живут, нужен постельный режим.
Я нахмурилась:
– Но говорят, что смертность невысока?
– Да, смертность от ревматической лихорадки невысока по статистике, но зато резко повышается с возрастом из-за болезни сердца, мисс Монтроуз, – сказал он мрачно. – Болезнь имеет привычку возвращаться. Рецидив случается в течение года после первого приступа, его вероятность очень высока. Поэтому требуется уход и тщательное внимание в первый год. Это первый год у Робин. Вот почему вы здесь. Я бы хотел перевезти Робин из "Вороньего Гнезда". Но это невозможно, пока Дэвид снова не женится. Если это произойдет, он должен будет увезти ее в глубь страны и прожить там хотя бы год. Прочь от моря, холода и ледяных ветров. Будем надеяться на это. Надо найти правильную женщину, вот в чем дело. Но наверное, Дэвид не может забыть первую жену. Пошли посмотрим Марту.
Я улыбнулась:
– Боюсь, миссис Уорбартон-старшей не нравится присутствие медсестры в поместье. Она может возмутиться, если я появлюсь в ее комнате, доктор Честер.
– Предоставьте мне справиться с этой старой воительницей. Марта не такая страшная, как кажется. Ну, не совсем такая.
Но я заметила, что он слегка замешкался, прежде чем мягко постучал в дверь.
– Кто там? – послышался глухой голос.
– Доктор Честер, Марта.
– Ждете, что я открою для вас дверь? Вы знаете сами, как войти.
Я прошла за ним в комнату. Она лежала одетая на кушетке около окна, и, когда увидела меня, глаза ее сверкнули и уставились мне в лицо с холодной недоброжелательностью.
– Что она здесь делает?
– Ну же, Марта, – благодушно заговорил доктор, – я годами твердил, что вам нужна медсестра. А мисс Монтроуз – очень хорошая медсестра.
– Для Робин, возможно. Но ни вы, ни мой сын не имеете права прописывать мне медсестру, Кеннет!
Он усмехнулся, не обращая внимания на ее топ:
– Потому что вы не ребенок? Разумеется. Я знаю, Марта. Вы – стареющая женщина, скрученная ревматоидным артритом. Рэтбоун раздевает вас на ночь и одевает по утрам. И Рэтбоун должна делать вам инъекции, так?
Она фыркнула:
– Вы же знаете это! И делает много всего другого, разве что не ест и не пьет за меня! Ну и что? Я плачу ей за это!
– И каждый раз, когда мы говорим о Рэтбоун и о том, что она делает для вас, вы бранитесь, что она неуклюжа, как рыбак, и что у нее обе руки левые, и что она постоянно причиняет вам боль, стоит ей дотронуться до вас. Верно?
– Ну и что? Вы же не думаете, что я разрешу этой жене Керра или дуре Изабель помогать мне?
– Ни в коем случае, – весело ответил ей доктор Честер. – Мисс Монтроуз, приподнимите ее, пожалуйста, я хочу осмотреть. Подложите под нее несколько подушек, чтобы ей было удобно, пока мы ее осматриваем.
– Да, доктор.
Она смотрела на меня, пока я собирала подушки, сброшенные ею небрежно с кушетки.
– Не смейте прикасаться ко мне, Монтроуз!
– Вы можете подняться самостоятельно, миссис Уорбартон? – спросила я кротко, держа подушки наготове и чувствуя, что доктор Честер наблюдает за нами, раскрыв свой чемоданчик.
– Разумеется, могу!
Но когда, морщась от боли, она попыталась сдвинуться с места, я услышала ее стон, и страшная боль отразилась в ее глазах. Она пыталась встать и не могла.
Тогда я сказала:
– В действительности очень легко подвинуть пациента, не причинив ему боли. Если хотите, я потом покажу миссис Рэтбоун, как это делается ...
Мне кажется, она даже не успела опомниться – с такой быстротой я подняла и посадила ее. Потом ее мышцы напряглись, сопротивляясь, но было поздно. Я уже придерживала ее и подкладывала подушки под спину, потом уложила ее обратно. Она расслабилась.
– Вы должны научиться расслаблять мышцы, миссис Уорбартон, – сказала я мягко, – доверьтесь медсестре. Я знаю, как болезненны воспаленные суставы, но напряжение и сопротивление усиливают боль.
– Она права, Марта, – доктор Честер подошел со стетоскопом, – прекрасно, она уже подняла вас. И причинила вам боль, как Рэтбоун?
– Нет, – призналась женщина недовольным тоном, – потому что она моложе и сильнее.
– И вам не было больно, а? – Он взглянул на меня и подмигнул. – Я хочу попросить вас сегодня сделать за меня укол миссис Уорбартон, мисс Монтроуз. У меня на правой руке есть небольшая проблема, аналогичная той, что у миссис Уорбартон. Найдете шприц у меня в чемодане. Спирт и ампулу с лекарством. Лучше в дельтовидную мышцу. Ей прописан пятинедельный курс гормонов. Начал бы раньше, если бы знал, что она собирается бродить по дому, как делала вчера, переписывая завещание.
– Какая разница! И не думайте, что я позволю этой женщине втыкать в меня иглу. За что тогда я плачу вам?
– За знания. Я понимаю, что и как делать и как поступать в дальнейшем, – ухмыльнулся он.
Но он не был так несерьезен, как хотел показать. Такие уколы обычно делают сами врачи, а не медсестры. Но я молча приготовила шприц, выбрав новую и острую иглу, и обнажила ее руку, не обращая внимания на негодующие взоры. Кожа уже огрубела и была вся в красных точках от предыдущих уколов, которые ей делались в течение длительного времени.
