Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 88
Много позже, поблуждав по отрядам и бригадам, навидавшись командиров с разными званиями и ухватками, Михась понял, что в ином месте ту зиму «Лесной чапаевец» едва ли пережил бы. Три деревни, небольшие, но почти не трогаемые немцами и полицейским начальством, хутора с запасами и людьми надежными, куда раненых и больных можно отправить… Выживал в первую зиму «Лесной», просто выживал. Четыре десятка людей, три лошади, пять коров. Выживали, и немцу больше своим существованием, чем жуть как геройскими операциями, мешали. За зиму трех зарвавшихся «бобиков» убили, спалили две немецкие машины и склад, разведчики ходили за Днепр и к самому Бобруйску, но что там делали и делали ли что-либо, кто знает — Михасю и тогда никто особо не докладывал. Еще к «Лесному» шли люди: окруженцы-приймаки, у которых засвербело, беглецы из лагерей пленных и гетто, и много иного очень разного люда. Негусто шли, но регулярно. И командир Станчик переправлял тех людей дальше. В Бацевичи,[23]в Октябрьскую,[24]где создавались отряды настоящих народных мстителей, со штабом, радиосвязью (пусть и символической) и даже одной исправной «сорокапяткой». А в «Лесной» с вернувшимися проводниками попадали переписанные от руки сводки Совинформбюро и строгие приказы «не отсиживаться, без пощады уничтожать гада» и т. д. Станчик обещал непременно усилиться и безжалостно уничтожать, просил винтовки, патроны, гранаты, хотя бы пару автоматов. Но с оружием и в крупных отрядах было худо.
Не умели. И оружие добывать не умели, и воевать не умели. Землянки рыть, и то…
Почему тогда командир не погнал взашей сопляка из дальней Ордати, Михась не понимал до сих пор. А тогда, первой осенью, не понимал, как «Лесному чапаевцу» повезло с командиром.
…Щетинистый мужик молча смотрел на мальчишку.
— Возьмите, — несколько теряясь, повторил Михась. — Батька на фронте, мамку, брата с сестрой полицаи забрали. Я выносливый. Воевать хочу.
Непонятный мужик снял шапку из весьма заслуженного каракуля, потер лысеющий лоб:
— Как?
— Чего как? — не понял Михась.
— Воевать как хочешь?
— Как нужно, так и буду, — начиная злиться, сказал Михась. — Оружие у меня есть. Честно буду воевать.
— Честно — это хорошо. Дай-ка глянуть. — Мужик протянул руку к обрезу.
Михась поколебался, но протянул странному партизану культю исковерканной трехлинейки.
Тот привалился плечом к стене хлева, потянул затвор обреза, близоруко щурясь, заглянул в патронник.
Михасю захотелось выхватить оружие из чужих рук — вот чего принюхивается? Тоже знаток. Из троих пришедших на хутор этот, пожилой, в городской старой шапке, был меньше всего похож на настоящего партизана. Надо было все-таки к высокому обращаться — у того и автомат с круглым диском, и вообще шинель армейская. А этот… на агронома похож. Разве что кобура на поясе. Да и что за кобура: «наган» в нее не втиснулся, шнурком подвязан.
— Чистил когда? — закрывая затвор обреза, тихо спросил мужик.
— Нечем чистить, — угрюмо признался Михась.
Мужик кивнул:
— Это не оружие. Заберу. Может, ударник с пружиной снимем. А тебе… Поборец, так?
— Михась Поборец.
— Так вот, Поборец. Винтовку я тебе не дам. И «наган» с шашкой не дам. Не дорос, и чистить тебе нечем. На испытание в хозвзвод могу взять. Там толковые хлопцы нужны. С дисциплиной. Пойдешь?
— Пойду, ежели надо.
— Другой разговор. — Мужик повертел обрез и принялся запихивать себе за ремень. — За командира тут я буду. Меня товарищ Станчик зовут. Все понятно?
— Понятно.
— Ну и ладно. Пошли потихоньку, — неуклюжий Станчик повернулся.
— А потом как? — спросил в спину Михась.
— А?
— После испытания? Я работы не боюся, но воевать хочу. Мстить.
— Хочухи наши до войны остались. Нам, Поборец, врага удавить нужно. Его удавить, а самим жить. Вот такая вот задача. Долгая. Терпи.
По довоенной профессии Станчик был не агрономом, а вовсе даже табельщиком на лесопилке. Партийным, выгнанным из партии, вновь восстановленным… Надеющимся только на себя и на своих немногочисленных проверенных людей. Партизаном по душевному складу и командиром по необходимости. Хорошим командиром. Командиром, так и протаскавшим всю войну «наган» в приблудной пистолетной кобуре со смешным шнурком-завязкой.
Сорок человек — это небольшой отряд. Четыре землянки плюс «штаб-клуня», баня и склад. Сколько нужно дров на шесть печей и кухню? Михась это точно вызнал. Одному, понятно, было не управиться, заготавливали и кололи всем отрядом, но ответственный «по печам» был Поборец, и порой орали на него справедливо. Нужная работа, чего там. Иногда доводящая до бешенства двенадцатилетнего мальчишку. Народ посмеивался. Но в землянках было тепло, Михась учился отругиваться, слушал бывалых людей и зубоскала Борьку-Херсона, и вообще был при деле в любое время суток. Не воевал, конечно, но был нужен для войны. И при случае напоминал командиру о «испытательности».
— Утомил, — хмуро сказал Станчик. — Мне что, «наган» отцепить и тебе дать? Нету стволов. А к тем, что есть, патронов по десятку. Топор тебе выдали, наточили? Вот и радуйся.
— Что топор? Гранату хоть дайте. У тетки Степаниды и то карабин есть.
— Красивый карабин. Хрен знает, какой он национальности и системы, но патронов к нему сроду не имелось. А гранат у нас четыре штуки, и все для дела нужны.
— А я для баловства прошу?
— Кабы для баловства, другой бы разговор шел, — Станчик поскреб подбородок. — Вот что, Поборец. Мы в штабе подумаем. Будет решение, приказом проведем.
Не забыл. Через неделю Михась стал пулеметчиком. Вторым номером. Беда была в том, что теперь Поборца уж и вовсе навсегда к лагерю прицепили, и о боевом задании даже нечего было и думать.
— Мы свое слово еще возьмем, — повторял первый номер Филиппыч. — Тяжелое оружье, оно стратегического значения.
Станковый пулемет был действительно единственным тяжелым оружием «Лесного чапаевца». Кроме винтовок имелся еще «дегтярь» и единственный автомат, но что они по сравнению со станкачом?
— Ты смотри, Михась, что за техника! Это ж когда еще придумали, а как умно, — не уставал восхищаться Филиппыч.
Пулемет, называвшийся по-иностранному трудно — «Швар-лоз»,[25]действительно вызывал уважение: массивный, с мудреными винтами и краниками, костылем-прикладом, хитроумно складывающейся треногой. В крышке лентоприемника была устроена масленка-самотек, откуда при стрельбе аккуратно подкапывало на ленту, поочередно смазывая каждый патрон. Филиппыч уверял, что при таком остроумном устройстве задержки в стрельбе просто невозможны, и бережно хранил «мерзавчик»[26]с особо чистым маслом для швейных машин.
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 88
