„На двадцать первый…“
— Ты загораживаешь мне свет, — прервал ее Рено.
— Ах, прости…
Ева выпрямилась, посмотрела в текст и сказала:
— Теперь я не вижу.
— Пожалуйста, — Рено протянул ей журнал.
— Спасибо.
— Пожалуйста, — повторил он, улыбаясь в предвкушении чего-то.
Не успели пальцы Евы коснуться мягкой кожи обложки, как Рено приподнял ее и усадил к себе на колени спиной к своей груди. Когда она попыталась подняться, он задержал ее.
— Куда-нибудь собралась? — спросил он.
— Мне так не видно!
— А ты попробуй открыть журнал.
— Что?
— Журнал, — повторил он лаконично. — Трудно читать с закрытой обложкой.
Ева снова попробовала подняться, но Рено решительно пресек ее попытку.
— Я сказал, что не буду тебя насиловать, — напомнил он спокойно. — И еще я сказал, что я не запрещаю своим рукам касаться тебя. Я человек слова. А ты? Ты держишь свое слово?
— Я держу слово… в оговоренных пределах, — протянула Ева сквозь зубы.
— Докажи это. Начинай читать. Света сейчас достаточно?
Ева что-то пробормотала, незаметно вздохнула и открыла журнал на первой странице. Она никак не могла сосредоточиться на написанном. Она думала лишь о том, что тело Рено касалось ее спины, ягодиц и бедер.
Он прижал Еву к себе, взял из ее рук журнал и открыл его.
— Читай вслух, — приказал он.
Его голос звучал буднично, словно каждый вечер девушки читали ему вслух, сидя у него на коленях. „Может, так оно и есть“, — подумала Ева.
— Хочу предупредить тебя, — проговорил Рено, растягивая слова, — если что-то будет мне неинтересно, я займусь тем, что меня интересует больше.
Его голос был откровенно чувственным.
— На двадцать первый день года 15… — быстро произнесла Ева, надеясь, что Рено не заметит, как дрожит ее голос. — Здесь клякса, и я не могу сказать, это год… год…
Голос Евы прервался, когда она поняла, что воротник ее жакета сзади оказался сдвинутым вниз, и она ощутила на шее горячее дыхание Рено.
— Что ты делаешь?
— Продолжай читать.
— Тут говорится, кто организовал экспедицию…
Его усы щекотали ее шею.
— Читай.
— Я не могу. Ты отвлекаешь меня.
— Ты привыкнешь к этому… Читай.
— …кто организовал экспедицию и сколько было людей, какое у них было оружие и…
Ева запнулась, почувствовав, как его зубы тихонько покусывают ее кожу.
— Продолжай, — шепнул он.
— …и какова была цель.
Рено чувствовал трепет девушки и спрашивал себя: от страха или от ожидания?
— А какова была цель? — спросил он.
Ева напомнила себе, что договор есть договор. Она согласилась на то, что Рено будет касаться ее, языком ли, руками…
Она не согласилась на дальнейшее.
— Золото, конечно, — ответила она. — Разве не этого всегда хотели испанцы?
— Я не знаю… Журнал у тебя… Читай мне…
— Это не входило в нашу сделку.
Ева чувствовала, как от его прикосновений у нее замирает сердце. Появилась гусиная кожа.
Рено снова ощутил трепет Евы и снова задал себе вопрос: была ли это дрожь страха или дрожь наслаждения, поскольку он в течение ряда дней наблюдал и то, и другое в ее распахнутых золотых глазах.
Вкуса ее кожи и тяжести округлых девичьих бедер все-таки было недостаточно, чтобы он запылал огнем. Он слегка пошевелился, увеличив сладостное давление на свою отвердевшую плоть.
— Они — испанцы — собирались также крестить индейцев, — быстро проговорила Ева.
Она попыталась выскользнуть из гнезда его рук. Это только ухудшило ее положение. Или улучшило?
Она затихла.
— Собирались, говоришь? — лениво протянул Рено.
— Да… Так здесь написано…
— Покажи мне.
Ева пыталась найти нужную страницу, но пальцы не повиновались ей, к тому же Рено держал журнал таким образом, что она не могла перевернуть за один раз больше одной или двух страниц.
— Твой большой палец мешает, — сказала она.
Рено издал горловой звук, выражающий вопрос, который ударил по ее нервам почти так же, как физическое прикосновение.
— Я не могу переворачивать страницы, — пояснила она.
Последующие слова Евы потонули в приглушенном прерывистом вдохе, когда шелковистая щеточка усов Рено скользнула по ее шее.
— Тогда держи журнал сама, — сказал он низким грудным голосом. — А если ты попытаешься вырваться от меня, будем лежать на земле.
Ева взяла из рук Рено журнал и начала так энергично листать его, словно от того, найдет ли она остальные королевские инструкции, адресованные экспедиции Кристобаля Леона, зависела ее жизнь.
Длинные, проворные пальцы Рено стали расстегивать ее жакет.
— Спасти души, — произнесла она торопливо. — Они пытались спасти души.
— По-моему, ты об этом уже говорила…
Жакет распахнулся, и прохладный ночной воздух омыл Еву. Она закрыла глаза, чувствуя, что ее сердце переместилось куда-то к горлу.
— Дальше он… он пишет о поисках путей к испанским миссиям в Калифорнии.
— Исследования, — сказал Рено грудным голосом. — Продолжай, gata, прочитай мне о неоткрытых землях и спрятанных неизвестно где сокровищах.
— Они начали путь от Нью-Спейна и…
Ева тихонько вздохнула, когда последняя пуговица жакета уступила настойчивым пальцам Рено. Поношенная белая рубашка, принадлежавшая некогда дону Лайэну, при свете костра казалась сатиновой.
— Не паникуй, — заметил Рено. — Я не сделаю ничего, что мы не делали раньше.
— Ты считаешь, что это может меня успокоить?
— Испанцы начали путь от Нью-Спейна, — повторил Рено. — А что потом?
— Они пришли к Скалистым горам с востока…
У нее прервалось дыхание: его пальцы легонько погладили ей горло и стали ласкать бешено пульсирующую жилку.
— …а может быть, с запада… Я не знаю… Я не могу…
Рено расстегнул первую пуговицу ее рубашки.
— …не могу вспомнить, с какой стороны они… они…
За первой пуговицей последовала вторая, затем третья.
— Что они нашли? — тихо спросил Рено, распахивая рубашку. — Золото?
Ева уронила журнал и схватилась за полы рубашки. Было слишком поздно. Руки Рено гладили ее голую кожу, обещая телу в будущем так много наслаждения.
