Глава четвертая
Женщина, стоявшая рядом с дегустационным столиком, определенно улыбалась именно ему.
Бэнкс еще вчера обратил на нее внимание, отметив, что она здесь одна, без спутника. Сейчас она мило о чем-то беседовала с пожилой парой из Мичигана — он уже успел познакомиться с ними, и старички не замедлили поведать ему довольно подробностей из своей жизни, — но смотрела она точно на него. Видимо, пора ее выручать, оба они страшно говорливы.
Бэнкс улыбнулся и направился в их сторону.
Седой мужчина — Бэнкс запомнил, что его зовут Боб и он как-то связан с производством всяких комбайнов и сеялок — при виде него радостно оживился:
— Да никак это мой старый друг. Ал, рад вновь вас видеть.
Бэнкс поздоровался с Бобом и его женой Бетси, ожидая, что они представят ему загадочную незнакомку, которая выглядела несколько смущенно. Стоит, потупя глаза, сжимает пустой стакан и даже не посмотрит на меня, подумал Бэнкс.
Издалека женщина показалась ему довольно высокой, но при ближайшем рассмотрении выяснилось, что она лишь немногим выше ста шестидесяти сантиметров. Несомненно, азиатка, но откуда именно, Бэнкс не сумел определить. Сколько ей лет, тоже было сказать трудно. Блестящие темные волосы без намека на седину, никаких морщинок вокруг ясных миндалевидных глаз.
— А вот, знакомьтесь, Тереза, — улыбнулся Боб. — Из прекрасного города Бостона.
Тереза подняла глаза на Бэнкса и протянула маленькую изящную руку. Он пожал ее и удивился, какая у нее нежная, шелковистая кожа. И ладошка славная, сухая и крепкая. Тонкие пальчики украшала пара колец, на запястье — серебряный браслет, хорошо сочетающийся с серьгами.
— Очень рад, — вежливо сказал он.
— Взаимно.
— Позвольте, я закажу нам всем чего-нибудь выпить?
Боб и Бетси отказались, но Тереза протянула свой стакан и негромко сказала:
— Да, спасибо. Мне совиньон блан.
Стакан еще хранил тепло ее руки, и с краю Бэнкс заметил полукруглый отпечаток розовой губной помады.
В отеле проходила акция по дегустации, но Бэнкс расценивал ее скорее как предлог выпить пару бокалов вина еще до обеда, а также возможность легкого, необременительного общения. Ну а главной целью устроителей была недорогая прямая реклама производителя напитков. От постояльцев не требовалось ни обсуждать достоинства вина, ни принюхиваться к аромату, с видом знатока поводя стаканом под носом, ни заполнять тестовые карточки. Это был щедрый жест со стороны хозяев отеля, и не только щедрый, но и разумный.
Бэнкс подумал, что в целом ему Америка нравится. Дома, в Англии, он нередко коротал досуг в пабах и наслушался, как тамошние завсегдатаи кроют американцев почем зря. Но здесь он убедился, что, если за границей они и вправду частенько ведут себя малопристойно и дают повод для язвительных насмешек, — а разве нельзя сказать то же самое про британцев или, например, немцев? — на родине американцы просто прелесть. Их семейные обеды чудесны. Их хонки-тонки — дешевые придорожные бары, где местные музыканты радостно наяривают незатейливую музычку, — очаровательны. Их городские рестораны и дорогие отели очень недурны. И они большие молодцы по части сервиса. Что он сейчас и наблюдает.
Женщина за барной стойкой забрала у него пустые бокалы, спросила, что ему налить, и подала новые, полные до краев, при этом приветливо улыбнувшись и выразив надежду, что вино ему нравится. Бэнкс отлично понимал: скорее всего, ей это безразлично, и все же заверил, что вино замечательное. Улыбка и обычная вежливость многое значат в этой жизни. Только вряд ли все это сработает в обычном английском пабе, где у вина простые характеристики: белое или красное, сухое или сладкое. А в ответ на «день добрый» зачастую слышишь лишь маловнятное ворчание.
Он взял пино нуар и совиньон блан и осторожно пробрался сквозь толчею в холле.
— Боюсь, — сказал Боб, глянув на часы, — нам пора отчаливать. Представление начинается через полчаса. А вам, ребята, удачно провести время.
И они с женой ушли.
Бэнкс отдал Терезе ее бокал, после чего оба замерли в неловком молчании посреди шумной толпы. На ней было изящное платье без рукавов, с красивым цветочным рисунком. Оно подчеркивало ее тонкую талию, а открытый вырез на груди дразнил воображение. Бусы из окрашенного стекла прекрасно гармонировали с каким-то неведомым Бэнксу кораллово-розовым цветком, который она воткнула в волосы над правым ухом. Фигура у нее просто безупречная, подумал он, и вообще она чрезвычайно привлекательна — небольшой прямой носик, полные чувственные губы с чуть приподнятыми вверх уголками.
Возможно, предположил Бэнкс, ее родители выходцы из Таиланда или Вьетнама, но он не слишком хорошо различал представителей дальневосточных народов, поэтому особой уверенности у него не было. В ее лице читалась готовность улыбнуться, но он заметил и затаенную печаль. Наверно, у него обострилось восприятие после всего того, что он сам недавно пережил. Хотя в последнее время ему явно стало полегче.
— Приятный отель, правда? — спросила Тереза, пригубив вина.
— Да, — согласился Бэнкс, скользнув взглядом вокруг.
Интерьер выдержан в средиземноморском стиле, в мягких терракотовых тонах. Абажуры на лампах уютно приглушают свет, потолок и карнизы богато декорированы, зеркала и картины в позолоченных рамах. На той, рядом с которой они стояли, была изображена Земля, возлежащая в роге изобилия среди плодов и цветов, а вокруг простиралась унылая пустыня.
Да, «Монако» приятный отель, подумал Бэнкс, и особенно его украшает то, что он находится в Сан-Франциско — этот город понравился ему больше всех тех мест, где он побывал во время своего почти трехнедельного странствия по Америке. Надо только приноровиться к тому, что он расположен на холмах. Бэнкс уже прокатился на трамвае вдоль побережья, в тот же день, как приехал сюда, полюбовался на пролив и мост «Золотые Ворота», а вечером поужинал в ресторане «Вершина мира», где заказал дорогущий мартини. Он довольно долго сидел там и наслаждался прекрасным напитком и великолепным видом на залив. А на завтра Бэнкс наметил себе прогулку на Рыбацкую пристань и затем, возможно, в башню Койт, откуда, говорят, открывается потрясающий обзор на город и бухту.
— Сколько вы собираетесь тут пробыть? — спросил он Терезу.
— Только до среды.
— И я тоже.
— Вы англичанин, верно?
— Да. Спасибо, что не приняли за австралийца или новозеландца. Я абсолютно ничего не имею против них, но меня почему-то постоянно с ними путают, и это слегка уже начинает раздражать.
— Я не по случайности угадала, а была уверена. У меня прадед был англичанин. Из Халла.[3]
— В самом деле? Я там бывал, и не раз. Вообще-то я живу недалеко оттуда. Вы простите, ради бога, мой вопрос, но как же это… он из Халла?
