22 мая 1918 года он телеграфировал В. И. Ленину:
«В субботу, 18 утром, на смотре войск Тамбовского гарнизона и во время полевого учения я имел возможность оценить организаторский талант бывшего командующего IV армией, несомненно большого организатора со славным боевым отрядом т. Киквидзе, представившего вновь сформированный им полк пехоты, легкую батарею, пулеметную команду и эскадрон кавалерии, поразившие военных специалистов мужественным видом, хорошей подготовкой, налаженностью обучения и обещающие развиться в грозную мощную воинскую единицу…
Воины и т. Киквидзе… просили меня передать Совнаркому, товарищу Ленину, что в их рядах не скроется ни хулиган, ни трус, ни мародер, ни лодырь. Солдаты поклялись побеждать или умирать».
Сильным, хорошо вооруженным соединением вошла в состав РККА 1-я дивизия внеочередного формирования. К концу мая 1918 года в дивизию входили следующие части и подразделения общей численностью свыше 4500 человек: 1-й Рабоче-Крестьянский полк, 2-й Интернациональный. Его образовали добровольцы, главным образом из числа бывших военнопленных. Орденский кавалерийский полк был в основном сформирован из конников бывшего Ровенского отряда. В районе Тамбова квартировал с трудом пробившийся с Румынского фронта 6-й Заамурский кавалерийский полк, сохранивший исправный конский состав и полное вооружение. Заамурцы сами обратились к Киквидзе с просьбой принять их в дивизию. Киквидзе охотно согласился. Кроме этих четырех полков в дивизии имелись две легкие батареи, одна конная батарея Михаила Волосатова, одна тяжелая батарея на железнодорожных платформах Поддубного, два бронепоезда и автобронеотряд Ермоленко. Были также созданы и укомплектованы медсанчасть, все прочие специальные команды и службы.
Дивизия была готова к боям.
После одного из них Н. И. Подвойский, прикипевший к дивизии сердцем, пришлет на имя В. И. Киквидзе телеграмму: «Вверенная вам дивизия, которую я с гордостью называю своей дивизией, оказалась в бою выше, чем на учении в Тамбове, когда мне удалось отметить хорошую работу дивизии… Теперь с великой радостью отмечаю, что я не ошибся. Вы исполнили то, в чем поклялись республике… Вы сказали: умрем или будем побеждать. Вы… победили. Слава вам — наша гордость… Вперед, дивизия тов. Киквидзе, все вперед и никогда назад!»
Жаркое лето
Внешне он ничем не выдавал себя, был, как всегда, подтянут, до синевы выбрит, только держался, может, чуть строже, чем раньше. Старые бойцы восприняли это как должное: одно слово — начдив! Новички же иным командира и не видели. Но близкие друзья, в первую очередь Медведовский и Еремин, чувствовали: с Киквидзе что-то происходит, плохо у него на душе. Так оно и было. Две вести тяжело легли на сердце Киквидзе: об оккупации Грузии немцами и гибели Григория Разживина.
Так уж трудно началось это лето, лето восемнадцатого года. Зловещие события накатывались одно за другим. Разгоралась гражданская война внутри страны, ширилась прямая интервенция и немцев, и вчерашних союзников России — держав Антанты. «Правда» писала в эти дни: «Снова, как в Октябре, рабочая революция мобилизует свои силы. К оружию, товарищи рабочие! К оружию, братья пролетарии деревни! Контрреволюция и голод идут на нас войной. Немецкий генерал Эйхгорн подал руку русскому генералу Скоропадскому, а Скоропадский подал руку казачьему генералу Краснову. И три генерала, поддерживаемые германским штыком, восстанавливают на всем юге — от Каменец-Подольска до Царицына, от Прута и до Волги — старый буржуазно-самодержавный строй…»
Можно было бы добавить — и в Закавказье… С марта семнадцатого года Васо не имел из дому почти никаких вестей. С сентября связь с Грузией вообще прекратилась. О том, что происходит на родине, он мог судить только по отрывочным, зачастую противоречивым сообщениям газет. Да и те в боевой обстановке попадали ему в руки весьма нерегулярно. В Тамбове, правда, он наверстал упущенное и с горечью понял, что родина его стала объектом бесчестной политической игры грузинских меньшевиков и экспансионистских устремлений империалистических держав.
После захвата австро-германскими войсками Украины и Крыма, а турецкими Карса, Ардагана и Ба-тума началось наступление на Грузию с севера и юга. В мае грузинское меньшевистское правительство подписало с Германией два кабальных договора. В начале июня в Поти высадилось до 10 тысяч немецких солдат. Через день они уже маршировали по Тифлису. Солдаты кайзера захватывали один за другим города, железнодорожные узлы, важные стратегические пункты: Гори, Сингнахи, Акбулахи, Самтредия, Ново-Сенаки, Очамчиры, Кутаис… Немцы в Кутаисе! Топают коваными сапогами по Гимназической, фланируют по городскому саду, любуются на Риони… В это было невозможно поверить.
И это во имя якобы независимости Грузии! От кого? Киквидзе не мог тогда знать ленинских слов, что «эта независимость Грузии превратилась в чистейший обман, — на самом деле есть оккупация и полный захват Грузии германскими империалистами, союз немецких штыков с меньшевистским правительством против большевистских рабочих и крестьян…».
Он не читал эти точные ленинские слова, но на собственном опыте знал, что несут поднявшимся за свободу народам немецкие интервенты. А потому и не сомневался, что призвать на помощь солдат кайзера могло только антинародное, контрреволюционное правительство предателей, во всем подобное петлюровской раде на Украине.
О трагических событиях на родине Киквидзе узнал в бронепоезде, который мчал его из Тамбова в Царицын.
Белоказачья Донская армия новоиспеченного атамана Краснова начала наступление против Советской власти. Крупные силы белоказаков были нацелены на Царицын. Другой удар Краснов намеревался нанести в районе Поворина.
4 июня 1-я дивизия внеочередного формирования получила приказ срочно грузиться в эшелоны и следовать в Царицын в распоряжение штаба Северо-Кавказского военного округа. Первый состав с войсками подошел к городу на Волге 12 июня, а накануне Киквидзе получил телеграмму, что белоказаки захватили станцию Урюпино и Алексиково и находятся в трех верстах от Поворина. Орденский полк и тылы со всем снабжением оказались отрезанными от дивизии.
Расстроенный Киквидзе отправился в штаб СКВО и здесь получил более чем странное распоряжение. Начальник штаба округа бывший полковник Носович и его сотрудники предписали в 48 часов отбить Урю-пино и Алексиково силами примерно всего в 900 человек, поскольку-де противник действует мелкими разрозненными группами, к тому же плохо вооруженными. Остальные части Киквидзе должен был рассредоточить.
Васо не мог знать, что в штабе СКВО существует белогвардейский заговор во главе с Носовичем, который через несколько месяцев перебежит к белым. Но то, что рассредоточить дивизию ни в коем случае нельзя, это он понимал отлично. Так, по его мнению, мог поступить лишь дурак или сумасшедший. Носович и его помощники не походили ни на дураков, ни на сумасшедших. Что же тогда? Мысли об их предательстве в тот момент Киквидзе не допускал. В его дивизии тоже служили бывшие офицеры, все они доказали свою преданность революции на деле, он им
