армии не служили.
Ну просто майский день, именины сердца! И выправка — непонятно откуда, и внешне похож на аристократа, причем, именно прусского аристократа! Осталось терминов поднабраться — и хоть завтра в Берлин.
И «легендарный разведчик» начинает готовиться к заброске.
Рабочий стол Кузнецова был завален книгами, уставами, наставлениями, схемами. Преимущественно на немецком языке, но были и на русском — всякого рода пособия для советских военных переводчиков, словари. Он изучал организацию и структуру — в мельчайших деталях — германских вооруженных сил, порядок официальных и внеслужебных отношений между военнослужащими. Награды, звания, знаки различия всех родов войск, полиции, СС, гражданских и партийных чиновников. Имена, фамилии, чины огромного количества высших сановников и военачальников третьего рейха. Правила ношения военной формы — в немецкой армии предусматривалось четырнадцать вариантов различных комбинаций предметов обмундирования и обуви. К примеру, точно регламентировалось, в каких случаях брюки носить навыпуск, а в каких — заправлять в сапоги.
Вновь предвосхищая события, отметим, что как раз отсутствие знаний «в мельчайших деталях» о званиях в вермахте и СС станет впоследствии одним из фатальных проколов Пауля Зиберта. Но об этом речь впереди.
Существовало и многое другое, что обязан был знать человек, которому пришло бы в голову выдавать себя за немца, но в Германии никогда не живший.
Речь идет о каком-то минимуме книг, написанных уже в гитлеровские времена, кинофильмах, актерах, крупных спортивных событиях, популярных исполнителях и тому подобном. Провал мог случиться из-за сущей ерунды, скажем, в ходе пустяшного разговора всплыло бы, что немецкий офицер представления не имеет об именах Зары Леандер, Марики Рокк или Макса Шмеллинга.
Кузнецову организовали просмотр двух самых шумных фильмов знаменитой кинодокументалистки третьего рейха Лени Рифеншталь «Триумф воли» (о съездах НСДАП) и «Олимпия» — об Олимпийских играх 1936 года в Берлине. Удалось достать и трофейную ленту «Еврей Зюсс». Эту антисемитскую картину, снятую по заданию Геббельса, организованно показывали почти всему составу вермахта, войскам СС, полиции и жандармерии. Нашлось и несколько музыкальных картин с участием Марики Рокк. Обладавший хорошим слухом, Кузнецов без труда запомнил популярный шлягер Зары Леандер «Я знаю, чудо не заставит ждать», любимую солдатами песенку «Лили Марлен», «Песню Хорста Весселя», ставшую официальным гимном нацистской партии. (С изумлением, кстати, обнаружил, что ее мелодия один к одному совпадает с мелодией… советского «Марша энтузиастов».)
Не дай Бог, если бы «Легенда советской разведки» где-нибудь ляпнул бы, что «Песня Хорста Весселя» (Horst Wessel Lied) «один к одному» совпадает с «Маршем авиаторов»! Мгновенный провал! Ибо каждый немецкий ребенок знал мелодию «Хорста Весселя», ничего общего с советским маршем не имеющую. Это, кстати, весьма распространенная ошибка. «Марш авиаторов» («Авиамарш» — тот самый «все выше, и выше, и выше!», музыка Ю. Хайта, текст П. Германа) действительно после 1926 года стал немецкой песней Berliner Jungarbeiterlied (Песня молодых берлинских рабочих), затем нацисты переписали слова, вставили непременную фразу о еврейском засилье, и в таком виде бывший «Марш авиаторов» звучит в фильме Лени Рифеншталь «Триумф воли». А мелодия «Хорста Весселя» была написана в 1927 году на основе мелодии, навеянной то ли баварской народной песенкой, то ли куплетами венского кабаре, мнения расходятся. Но перепутать «Хорста Весселя» с «Песней берлинских рабочих» ни один немец, конечно же, в те годы не додумался бы.
Так что подобные «мелочи» с головой выдают выдуманное автором «изумление» Кузнецова в ходе тщательного изучения немецких реалий. Гладков пытается все эти фактологические неточности скрыть за простотой подхода:
Слава Богу, офицер вермахта не обязан был быть слишком уж начитанным. Это позволило Кузнецову обойтись чтением всего лишь нескольких романов в дешевых изданиях, оказавшихся в ранцах взятых под Москвой пленных.
Действительно, зачем читать книжки?!
Все эти цитаты необходимы, чтобы понять насколько далеко, вернее, насколько НЕ далеко распространяется фантазия биографов, стремящихся создать образ «легенды разведки». Гладков в данном случае перечисляет самые известные культурные коды, которые знает, насколько я понимаю, каждый мало-мальски образованный человек. Да, иностранный шпион, не смотревший «Иронию судьбы», гарантированно провалился бы в России, но знание реалий не ограничивается поп-культурой, даже если речь идет исключительно о гитлеровской Германии и ее солдафонах. Хоть Пауль Зиберт и был всего лишь управляющим в имении прусского помещика, но ведь мог же он смотреть и «Кабинет доктора Калигари» и «Метрополис». А «Зигфрид: Нибелунги» Фрица Ланга?! А «Голубой ангел» с Эмилем Яннингсом и Марлен Дитрих — блокбастер 30-х? И если мы говорим о Лени Рифеншталь, то в первую очередь Кузнецов должен был ознакомиться с ее работой в фильмах «Священная гора» и «Голубой свет», это только после войны ее стали воспринимать исключительно как режиссера «Триумфа воли» и «Олимпии», а для немецких молодых людей, выросших в 20-е годы, она была секс-символом, а вовсе не символом нацизма.
Еще — биографические фильмы, которые снимались в Третьем рейхе в каких-то невообразимых количествах: «Шиллер» (1939), «Бисмарк» (1940), «Роберт Кох — победитель смерти» (1939) и многие другие. И если мы говорим о пропагандистских антисемитских поделках, то это в первую очередь «Вечный жид» Фрица Хиплера…
Просмотр всех этих фильмов занял бы много месяцев, ведь в Германии их смотрели на протяжении десятилетий. И да, что-то можно было не видеть, но знать-то о них было необходимо.
Ладно, предположим, что офицер вермахта не должен быть слишком начитанным, но что-то же он читать должен? Хотя бы Карла Мея, которого так любил фюрер. Разве чтения «нескольких романов в дешевых изданиях» было достаточно, чтобы поддержать разговор? Ну представьте себе беседу двух офицеров, один из которых читал только и исключительно «Записки майора Пронина»!
Т. Гладков изо всех сил стремится обойти это неразрешимое противоречие и помещает Н.И. Кузнецова в лагерь немецких военнопленных, с которыми тот моментально сошелся, «на удивление легко и естественно».
Для лучшего ознакомления с бытом и нравами вермахта было решено заслать Кузнецова на своеобразную стажировку в среду немецких военнопленных. Под Москвой, в Красногорске, находился центральный лагерь немецких пленных № 27/11. В одном из офицерских бараков и объявился однажды с очередной партией пехотный лейтенант.
…
Насколько вжился Кузнецов в роль немецкого офицера, говорит такая парадоксальная история, рассказанная автору Окунем. В лагере было создано нечто вроде самодеятельной театральной студии. Руководил ею офицер, призванный из запаса, по гражданской профессии — режиссер одного из берлинских драматических театров. Кузнецов ходил в студию на занятия, разучивал стихотворения Гете и Шиллера. И как-то на репетиции раздосадованный бездарным чтением какого-то студийца, режиссер прервал его на полуслове:
