заведем какую-нибудь традицию… например, собираться у вас и всем вместе встречать Новый год?
– Ой, до следующего Нового года еще так далеко… – Лариса утирает слезы, придерживая другой рукой Ханну у себя на коленях.
– Это же не значит, что мы не будем видеться! Будем, как только все наладится или вы получите вакцину… Пока сложно отрешиться от реальности и строить близкие планы. – Стефании очень не хочется расставаться на такой трагической ноте. – Ты будешь придумывать и шить Ханне новогодние наряды…
– С радостью! – Лариса моментально переключается. – Из Ханны получится самая очаровательная снежинка! Это надо такую беленькую, пушистую юбочку, как у маленькой балеринки…
– Ой, ну всё, очередная идея фикс. – Машка ни на кого не смотрит, разговаривает с графином на столе.
Стефания наклоняется к ней и шепчет тихо-тихо:
– Я тебя люблю.
Маша поворачивает к ней лицо и задумчиво смотрит на губы, породившие этот странный звук.
– Ты издеваешься? – спрашивает наконец.
– О чем вы там шепчетесь? – любопытствует Макар.
– Больше двух – говори вслух! – выкрикивает Ян и заливается смехом.
Стефания встаёт, поднимает свой стакан с компотом – много новых приобретений подарила ей эта семья – и произносит:
– Прокопий, Лариса, Макар, Маша… Вы не представляете, как много вы все сделали для меня. Вы подарили мне чувство семьи, теперь я знаю, что значит жить среди любящих, заботливых людей…
– Девочка, у тебя есть Марта, и она… – Прокопий расстроен, растроган и ищет укрытия в справедливости.
– Да, Марта. У нас с ней не самые простые отношения, но я уверена, что всё будет хорошо. И мы же будем потом все вместе общаться, да? Вы же нас не забудете?
– Дурочка! – всхлипнула Лариса.
– От же ж, – хлопнул дед ладонью по столу.
Макар просто покрутил у виска. Ян повторил его жест. А малышка Ханна, которая весь ужин толклась на коленях у Ларисы, произнесла: «Лала!»
Лила тут же подпрыгнула и сунула свой курносый нос в гущу событий.
– Ну вот, уже два слова у нас в активе: Лила да Лала! – рассмеялась Стефа.
– Это она меня назвала, да? Меня? – Эмоциональные качели забрасывают Ларису на очередной пик. – И именно тогда, когда вы уезжаете от нас! – Нет, это не пик, это слалом.
Марта самолично приехала их забирать на двух огромных внедорожниках. А как же, приданого-то тьма! Одна кроватка весь багажник займёт! Про кроватку никто и не подумал, она сиротливо стояла в разоренной комнате.
Так, не разбирая, ее и загрузили в машину. Вынос кроватки придал переезду окончательную необратимость.
На месте они были уже к ночи. Быстро выгрузили вещи, бросили их в холодной пустой комнате и, толком не умывшись, улеглись спать, как пришлось, в маленькой спальне тетки. Ханну женщины положили между собой – в большом доме проблема отопления стояла остро, и Марта не отважилась заблаговременно прогреть свою комнату, за что наутро получила разнос от хозяев.
Утро началось рано. Стефания хоть и перенесла первые пары на другой день, поднялась вместе с Мартой – хотелось осмотреться на новом месте, пока малышка ещё спит. Флигель, отданный персоналу, был просторный, с несколькими пустующими жилыми помещениями, небольшой кухней и роскошными ванными комнатами. Всё было устроено самым чудесным образом, только холодно, намного холоднее, чем в уютном, маленьком доме Макара, который обогреть можно было силами бесконечной стряпни Ларисы.
Марта в срочном порядке решала хозяйственные вопросы – ей надо было освободить вторую половину дня и отпустить племянницу в институт. Стефания ломала голову над тем, как ей принять душ: и спящего ребенка одного оставить страшно, и взять с собой в довольно холодное помещение с ледяным полом неприемлемо… М-да.
И тогда случилась обыкновенная магия, которая неизбежно сопровождает младенцев.
Сначала пришла повар Инга и принесла с собой сбивающий с ног аромат свежей выпечки. Она с умилением воззрилась на розовое ангельское личико малышки, всплеснула пухлыми руками: чудо! Это же чудо!
Вслед за ней явились восхититься горничные, все до одной. А садовника Тимофея, присланного Ингой с горячим завтраком на подносе, уже встречала заспанная, но очень жизнерадостная кукла.
За каких-то полчаса в большом доме случилось много любви и нашлось множество рук, готовых принять на себя заботу о крошечной девочке.
Предстояло ещё встретиться с хозяевами. Если про Людовика Марта высказалась без малейшего колебания: будет искренне рад помочь и оказать всяческую поддержку, – то в Милане (ну, ты понимаешь, о ком я) тётка не была так уверена. Стефания, сказала она, тебе надо будет постараться понравиться, произвести впечатление если не приятного, то хотя бы такого человека, который не станет проблемой, понимаешь?
А разве она, Стефания, была когда-нибудь проблемой?
12
Можно ли со стопроцентной уверенностью утверждать, что мы знаем кого-либо настолько, что готовы поручиться за него, как за себя? А себя-то мы знаем?
Каждый в любой момент может превратиться в шкатулку неожиданностей.
Людовик не ожидал, не мог предугадать того эффекта, который на него произведет маленькая девочка. Он никогда не знал маленьких девочек. Тридцать лет бесплодного, с безрезультатными попытками стать родителями, брака отвратили от их дома всякое чужое детство. Вдовея, занимаясь виноделием, вращаясь в свете среди лощеной публики, предаваясь богемным страстям, он утратил всякую связь с обычным течением жизни. Потом случилась история с Камилой, ставшей его Миланой, у которой такой забавный трёхлетка Джуниор. Готовый мальчишка, поселившийся в его доме. Сначала он долго присматривался к нему, примерялся, изучал и сам не заметил, как привязался и захотел иметь свою «стаю» – «стаю» с Миланой и Джуниором.
И вот он стоит на заднем дворе своего дома, отслеживает выгрузку новой партии вина, греется под ласковым солнышком, и тут на него с одной стороны несётся щенок Джуниора, а с другой вылетает розовый комок с криком: «Лила! Лила!» Они встречаются практически под грузовиком, и щенок напрыгивает на розовое нечто, что тут же начинает валиться назад. Людовик даже не понимает, каким волшебным образом он ныряет под колёса, и в последний момент успевает подставить ладонь под шапочку с пушистым помпоном. Щенок тут же облизывает повернувшееся к Людовику хохочущее личико крошечной девочки. Людовик стоит на коленях в весенней пыльной грязи, неловко вытянув перед собой руки, некрасиво отклячив зад, и блаженно улыбается этим золотым прозрачным бровкам. Когда он выбирается из-под машины, прижимая спасённую драгоценность, на него смотрят две пары глаз: удивленные Джуниора и полные отчаяния – молодой белокожей, рыжеватой женщины.
– Простите! Я так виновата! Ханна только научилась ходить, я и не ожидала, что она так
