class="p1">Вместо того чтобы отправиться к себе, я откидываюсь на кровать и размышляю о себе, об Аароне. Всё же почему он меня не выставил? Очень странно для человека его убеждений. Я, конечно, уже поняла, что он совсем непрост, но всё же каждый раз пресвятой подбрасывает мне все больше пищи для размышлений. Или, может быть, он настолько предан своей религии, что не воспринимает меня, как женщину? Нет, мне не обидно, но безумно интересно. Или всё же обидно?
Раньше меня окружали предельно простые люди, чьи поступки редко расходились с тем, кто они есть. Аарон Хоудон же словно маятник. Он не позволяет составить о себе хотя бы какое-нибудь мнение. И это, даже если исключить тот факт, что он водит какие-то дела с самым опасным преступником из ныне живущих. Сколько же в тебе секретов, пресвятой отец?
Аарон возвращается практически бесшумно. Вокруг его бёдер обёрнуто полотенце, а с коротких волос прямо на широкие плечи стекают капли чистой воды. Он щёлкает пальцами, и все светильники загораются мягким жёлтым светом.
Сначала я разглядываю его, провожаю взглядом каждую стекающую по рельефному торсу каплю. И только потом окидываю быстрым взглядом комнату. Довольно аскетично по сравнению с остальным домом: стул, кресло, высокий шкаф в углу, на полу мягкий ковёр, посредине широкая кровать. Всё в таком же белоснежном цвете, как и его кабинет. В общем, в комнате ничего интересного, в отличие от её хозяина.
Аарон Хоудон смотрит на меня немигающим, жутковатым взглядом.
— Извини, если смутил, — бросает он, но мы оба знаем, ему всё равно.
— Ты не смутил.
— Хорошо.
Мы некоторое время глядим друг на друга. Я не выдерживаю первая. Просто мне необходимо заполнить чем-то эту тишину. В комнате и в себе.
— Аарон, что здесь делал Ронни-зверь? — я приподнимаюсь на кровати, опираюсь на локти, всё так же не сводя взгляда с идеального лица и не менее идеального тела.
— У него достаточно власти, чтобы гулять там, где он захочет, — он смотрит на меня прямо, касается взглядом овала лица, губ, задерживается на ключицах.
— Даже в твоём доме? — чувствую, как от одного этого взгляда мне становится жарко, и я непроизвольно вдыхаю воздух чуть более рвано.
— Как он тебе, кстати? — как всегда, не ответив на вопрос, спрашивает пресвятой, немного нервно разворачивается сразу же и идёт к шкафу.
От такого нелепого вопроса я немного теряюсь. Скольжу взглядом по его спине, вниз по позвоночнику до ямочек ниже поясницы. Надо бежать отсюда, пока я совсем не сошла с ума.
— Он… Достаточно волнующий собеседник, — подбираю я наиболее точное определение, невольно вспоминая прикосновение его языка, и это воспоминание только ещё больше накручивает моё нынешнее состояние.
— Волнующий? — Аарон чуть оборачивается, и я вижу странное выражение, мелькнувшее на его лице.
— Да, — тихо подтверждаю я.
— Ему нравится быть для людей волнующим.
— Отлично, — пожимаю плечами я, вглядываясь в этого чарующего мужчину. — В следующий раз обязательно озвучу ему своё мнение.
— Я бы не хотел, чтобы этот следующий раз случился, — он достаёт из шкафа что-то тёмное, разглядывает внимательно, словно только это и имеет значение. Эта демонова вещь, а не я.
— Аарон, — я поднимаюсь, быстро преодолеваю расстояние между нами.
Глава 14
Криста
Пожалуй, я хочу застать его врасплох. Хочу, чтобы его маска слетела с него. Мне кажется, что только так я смогу понять, во что именно я ввязалась, и что мне теперь делать с собой. А ещё мне хочется, чтобы он сходил с ума так же, как и я. Просто потому, что я не хочу быть в этом сумасшествии одна.
Он молчит и не оборачивается, только сильнее сжимает в кулаках ни в чём не повинную ткань. А я надеюсь получить хотя бы немного правды и, может, успокоения, потому что то, что сейчас бродит в моей голове, заставляет меня дрожать от страха перед моим непонятным будущим. Страх своих чувств сильнее любой опасности заставляет меня задумываться о возвращении туда, куда я не хочу и не могу вернуться. Но разве глава энтелонской церкви скажет такую необходимую правду? Нет. Камни не говорят. Правды, по крайней мере, точно.
Я стою слишком близко, так, что могу чувствовать его запах. Никаких примесей, ничего лишнего, только чистота и едва уловимый аромат его кожи. Он некстати путает мысли, сбивает с толку.
Я поднимаю руку и едва касаюсь его спины. Чувствую, как он замирает, старается не дышать. Скольжу ладонью между лопаток и ощущаю лёгкие шероховатости. Присматриваюсь и вижу их.
Шрамы. Слишком много для одного человека. Столько, что пустых мест почти и нет. Они наслаиваются друг на друга, имеют разную форму и все слишком старые, почти затянувшиеся. Моё дыхание тоже сбивается. Представляю, что было с его спиной раньше, и ужасаюсь. На улице я видела всякое, но никогда такого. Что же он пережил?
Я хотела спросить у пресвятого, умру ли я в конце нашего путешествия, есть ли у меня хоть один шанс выжить в том, что тугой петлей затягивается вокруг горла… Но когда я увидела эти шрамы, из моей головы вылетели все серьёзные вопросы. Я не помню ни одного из них.
— Что с тобой было? — шёпотом спрашиваю я.
— Жизнь, — я слышу в его голосе горькую усмешку.
— Она не должна быть такой, — я очерчиваю пальцем особенно большой, вздувшийся шрам на левой лопатке.
— Другой у меня нет.
Мне так жаль его, так за него больно, что я не сдерживаюсь. Тянусь к нему и прикасаюсь к уродливому рубцу губами. В голове проносится мысль, что мне необходимо перестать жалеть всех, кроме себя, нужно быть жёстче, нужно… И вообще, я же сама ему недавно говорила о двусмысленности. А теперь целую его шрамы. Целую и хочу целовать ещё, обводить каждый из них языком и наслаждаться его порывистыми вздохами, такими, какие я слышу сейчас, такими, какие мне снились совсем недавно. И…
Он оборачивается резко, хватает меня за плечи, разворачивается вместе со мной и вжимает меня в шкаф. Аарон нависает надо мной огромной, тяжело дышащей, но всё же живой статуей. Зрачок почти закрыл голубую радужку, отчего глаза кажутся двумя безднами. Безднами, в которые я проваливаюсь без остатка.
Моё сердце колотится так, будто стремится вырваться из груди. Внутри всё дрожит, а взгляд приковывается к его чувственным губам, которые, я уверена, умеют не только грозно сжиматься. Перед глазами вспыхивают картинки недавнего сна. Такие яркие и особенные, такие, которых у меня не было ни с кем.
