— Обычно думают, — сказал Шапоров, — что тут на кухне работает целый полк старушек, доставленных из окрестных деревень, которые унаследовали рецепт щей от своих бабушек, а те — от своих и так далее. Длинная такая линия бабушек, уходящая корнями во времена основания города, и эти бабули стоят над кастрюлями и сковородками, режут лук и морковку, солят, пробуют и помешивают весь день напролет.
— А что, разве это не так?
— Тут всего двое поварих, лорд Пауэрскорт. Им немного за двадцать, и рецепт этот они узнали от своей матери. Они дочки хозяина.
— А что, пожалуй, рецепт приготовления такого супа — не самое плохое приданое. Я бы задумался. Что вы на это скажете, а, Михаил?
— Согласен! А кроме того, говорят, что эти двое готовят на Пасху сюрприз — какой-то совершенно небывалый борщ.
— Да, щи по понедельникам, средам и пятницам, борщ по вторникам, четвергам и субботам. Вы будете жить, как король.
— На самом деле я хочу спросить вас вовсе не о супах и невестах, лорд Пауэрскорт, а о наших планах на сегодня, когда мы покинем министерство внутренних дел. Как вы думаете, я понадоблюсь вам после этого — то есть после того, как я, разумеется, доставлю вас в посольство? Дело в том, что у меня назначена личная встреча на шесть вечера. Думаю, она займет примерно час. Но если я нужен — пожалуйста, готов переводить хоть круглые сутки!
Забавно, подумал Пауэрскорт, как лихо этот милый молодой человек перескочил с разговора о щах и невестах на обсуждение своего вечернего рандеву.
— Простите, что спрашиваю, Михаил, но прав ли я, полагая, что это будет встреча с молодой леди?
— Абсолютно правы, лорд Пауэрскорт, — слегка порозовел Шапоров. — Именно так, и у меня есть по этому поводу еще одно предложение — оно только что пришло мне в голову, хотя, может, вам моя идея и покажется вздором. Мою знакомую зовут Наташа, она из очень знатной, богатой и влиятельной семьи, а сейчас состоит придворной дамой при императрице и ее дочерях в Царском Селе. Как вы думаете, имеет ли смысл посвятить ее в суть вашей миссии и в поиски Мартина? Я не видел ее с тех пор, как уехал в Лондон. Переписывались мы нерегулярно, писала она как-то сухо, словно знала, что письма кто-то читает. Но всем известно, что самые осведомленные люди в Петербурге — это те, кто прислуживает за царским столом, кучера и прочие. Наташа может услышать что-то, что окажется нам полезным.
Пауэрскорт прикончил свои щи, не оставив в миске ни капли.
— А как вы думаете, Михаил, пойдет ли ей на пользу, если обнаружится, что она сотрудничает с английским посольством?
— Вряд ли. Конечно, ее не найдут мертвой на Невском проспекте, но службу свою она наверняка потеряет.
— Думаю, решать вам, Михаил, — очень вдруг серьезно сказал Пауэрскорт. — На мой взгляд, вмешивать вашу знакомую в наши дела было бы опрометчиво, как бы разумна и хладнокровна она ни была. Есть женщины, которым ничего нет слаще, чем привкус риска. Полагаю, будет хорошо, если она ограничиться тем, что станет только прислушиваться. Не следует задавать какие-либо вопросы и совать свой носик в то, что ее не касается. Правда, некоторые женщины не в состоянии придерживаться столь ограниченного круга действий.
— Я подумаю об этом до нашей встречи, — и Михаил взмахом руки подозвал официанта. — Я плачу, лорд Пауэрскорт, не спорьте! Когда мы, русские, приглашаем в ресторан иностранных гостей и знакомим их с нашей национальной кухней, мы и платим!
Чтобы попасть туда, куда они направлялись теперь, требовалось перейти Неву. По дороге Шапоров рассказал Пауэрскорту кое-что из того, что знал о российской бюрократии, которую для пущей наглядности представил в цифрах. Восемьсот шестьдесят девять — это число параграфов в первом томе Свода законов, определяющих права и обязанности подданных по степени участия их в составе установлений и государственных служб. Табель о рангах делит все виды службы на воинскую, гражданскую и придворную. В Табели четырнадцать классов, каждый со своей формой и титулованием. К государственным чиновникам двух высших классов следует обращаться «ваше высокопревосходительство». К чиновникам классов третьего и четвертого — «ваше превосходительство». Неудачникам классов с девятого по четырнадцатый приходится довольствоваться всего лишь «вашим благородием». По ходу карьеры белые форменные брюки меняют на черные, красные ленты через плечо — на голубые, даже полоска, добавленная там или здесь, означает поворотный пункт в продвижении по службе. Повышение в чине происходит каждые три года в классах с четырнадцатого по восьмой, и каждые четыре года в классах с восьмого по пятый. Повышение, — и Михаил подчеркивал голосом значимость этого единства самодержавия и бюрократии, единства, существенно понижавшего эффективность работы обеих систем, — повышение в звании в последних четырех классах относится к прямой компетенции царя и несет с собой титул, передаваемый по наследству. Изо всех сил стараясь не вызывать неудовольствия сверху и принимать как можно меньше ответственных решений, чтобы избежать критики снизу, к шестидесяти годам можно дорасти до чинов изрядных. Такая неповоротливая бюрократия, — рассуждал Михаил, — буквально душит Россию, крепко держа ее в томительном медвежьем объятии.
Теперь они подошли достаточно близко, чтобы воочию увидеть нескольких представителей этой самой бюрократии, которые чинно спускались по лестнице, ведущей к парадным министерским дверям.
— Но ведь они еще не домой, Михаил, не так ли? Ведь всего три часа дня!
— Чиновнику главное не переработать, лорд Пауэрскорт. Жизнь в министерских коридорах тяжелая, некоторым из этих важных лиц сегодня уже пришлось соприсутствовать на двух заседаниях. Только представьте, как это утомительно!
Пауэрскорту приходилось бывать в нескольких министерствах в Лондоне, где вся роскошь обстановки предназначалась кабинетам министра и его первых заместителей. Остальные помещения были обставлены с должным уважением к содержимому общественного кошелька и с учетом опасности, исходящей от газет, постоянно устраивающих крестовые походы против членов правительств, норовящих растратить деньги налогоплательщиков на собственные удобства. Однако ничто не могло подготовить Пауэрскорта к обшарпанности помещений российского Министерства внутренних дел. Полы покрыты вытертыми ковровыми дорожками, когда-то, видно, малиновыми. Стены выкрашены темной краской, которая, скорей всего, изначально предназначалась для крейсера. Безнадежно длинный коридор, казалось, на милю вперед тянулся за спиной вахтера, щуплого однорукого старичка, стоящего за облезлой конторкой.
— К господину Бажанову, комната четыреста шестьдесят семь, лифт вон там, но сначала соблаговолите вписать свои имена вот в эту книгу.
Во всех общественных зданиях Петербурга, скоро уяснил себе Пауэрскорт, при входе записывали ваше имя и адрес так, словно намеревались завести с вами регулярную переписку. Он мельком подумал, не завести ли ему подобную систему на Маркем-сквер.
В тускло освещенном лифте насупленный усатый лифтер нажал кнопку четвертого этажа, и они поехали.
