Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 55
до пределов, допускаемых уставом гарнизонной службы.
Мы с генералом Б – м установили следующие правила: на каждый месяц была определена очередь суточного дежурства одной роты и одного эскадрона. Сведения о месте казарменного расположения дежурных частей были сообщены полицмейстеру и приставам. На каждый месяц давался пароль, который мог быть сообщен начальнику дежурной части, лично или по телефону, любым из полицейских чинов, которому я, под своей ответственностью, давал право обращаться за содействием войска. Командир части, по сообщении ему пароля, выступал через десять минут в назначенное место, не дожидаясь приказа военного начальства, которому я одновременно посылал для сведения официальное требование. Таков был порядок частичной мобилизации. Для общего выступления войск заранее был приготовлен план распределения города по участкам и, согласно этому плану, все наличные части вперед знали свои места и находились в связи между собою при помощи телефонной сети. Оставалось преодолеть еще одно затруднение. Генерал Б. иногда уезжал в Одессу, и тогда приходилось иметь дело с С – м. Этот генерал был юдофобом по преимуществу, уступая в ненависти к евреям только генералу Г – у, и не хотел смотреть на все описанные выше меры предосторожности иначе, как как на позорное для армии поручение оборонять жидов. Однажды мне пришлось пригласить С – а на совещание, в котором участвовали вице-губернатор, полицмейстер и местный исправник; требовалось, в виду некоторых соображений, переменить план диспозиции военных частей. Угрюмо и нехотя подчинившись необходимости заняться выработкой нового плана, записанного состоявшим при нем офицером, С., наконец, встал и, прощаясь со мной, произнес следующие слова: «что вы, князь, беспокоитесь, доверьтесь нам, – в лучшем виде жидов растрясем».
Пришлось поневоле отнестись к этим словам, как к остроумной шутке. Но и этого мало. Я принужден был нередко прибегать к хитростям, сообщая С – у о том, что революционеры собираются идти с красным флагом или что среди евреев замечается брожение, и ожидаются с их стороны активные революционные действия. В этих случаях он охотно шел на уступки и отдавал необходимые распоряжения для охраны порядка при разных торжествах, вроде встречи икон и т. п. процессиях.
В тех, к счастью, редких случаях, когда командование переходило к Г – у, я надеялся больше на счастье и собственные силы, твердо решив, после нескольких опытов, обращаться к нему лишь в случаях крайности.
Общий вывод, к которому я пришел по отношению к военным властям, в конце моей административной деятельности в Кишиневе, был тот, что, в интересах охранения порядка, наилучший исход – вовсе не обращаться к содействию войск в тех случаях, когда дело идет о евреях. И, действительно, настроение офицеров кишиневского гарнизона по отношению к евреям не подавало надежды на то, что они окажут мне действительное содействие при возникновении антиеврейских беспорядков.
Два примера, которые я сейчас приведу, будут служить иллюстрацией того образа действий, который применялся местными офицерами к еврейскому населению.
Поручик К., местный уроженец, служил в мое время в драгунском полку. Красивая наружность молодого офицера, казалось, предназначалась для побед над женскими сердцами, а богатырское сложение заставляло предполагать в нем любителя всяких земных благ – рыцаря стола и бутылки. Но на деле оказывалось совсем другое.
К. поселился в двух маленьких комнатах скромного мещанского дома и одну из этих комнат обратил в нечто похожее на часовню. Огромный образ Богородицы, с неугасимой лампадой, евангелие и крест украшали приют, в котором поручик усердно молился, готовясь к подвигам, напоминавшим те времена, когда рыцари посвящали себя борьбе с неверными во славу Божию, для торжества христианства. Рано утром, еще до света, К. седлал лошадей и, вместе с денщиком, выезжал за городскую заставу на бой с евреями, выходившими, вопреки обязательному постановлению городской Думы, закупать хлеб с крестьянских возов, тянувшихся из сел к рыночной площади, где была сосредоточена хлебная торговля под наблюдением городской инспекции. Смело бросаясь на незаконных скупщиков и нанося им неожиданные удары, неустрашимый паладин всегда торжествовал победу, разгонял испуганных евреев и провожал воза на рынок. Но иногда он запаздывал к заключению запрещенных сделок: воза пшеницы оказывались уже купленными и увезенными евреями в свои дворы. К. и в этих случаях не примирялся с проявлением еврейской эксплуатации; он пускался в погоню за увезенным хлебом, находил дом покупщика, вламывался в ворота и отбирал купленное, щедро распределяя удары и брань между покупателем и продавцом, которого заставлял брать свой товар обратно и везти его на рынок.
Религиозная нетерпимость этого идейного офицера заставляла его иногда предпринимать еще более замечательные подвиги. Однажды, стоя в строю перед собором, по случаю какого-то торжественного дня, К. увидел двух любопытствующих евреев, вошедших на церковную паперть и, по-видимому, намеревавшихся проникнуть в собор. Он немедленно спешился, бросился к притвору и несколькими пинками спустил с соборной паперти дерзких иноверцев, которые кинулись бежать со всех ног. Все евреи знали К. и все его боялись, так как он, по их словам, «швыдко бузовал по мордам».
Благодаря моей несчастной славе доступного «гитэ-губернатора»[3], как называли меня евреи, жалобы на поручика К. посыпались ко мне десятками. Я не давал им официального хода, так как был уже умудрен опытом по части сношений с военным ведомством. Но я переговорил с командиром полка частным образом, и тот прислал ко мне К. для объяснений. Поручик оказался добрейшим человеком, милым малым, давшим мне возможность в значительной степени умерить его пыл. Он вникал в мои соображения и во многом со мною соглашался; я счел нужным отдать ему визит, и тогда увидал тот образ, перед которым он вдохновлялся на борьбу с потомками «христопродавцев», получавшими от руки богомольного поручика расплату за давний грех своих предков.
Фамилия второго офицера, о котором я хотел здесь рассказать, мной позабыта. Он был тоже поручик, но пехотного полка, и также пользовался известностью в качестве ненавистника евреев. Однако, достойно замечания то обстоятельство, что кипучего кавалериста К., «бузовавшаго» жидов без всякого стеснения, по праву христианина и защитника бедного люда, евреи не столько ненавидели, сколько опасались, а более корректного, спокойного и холодного пехотинца, редко выступавшего в роли мордобойца, они совершенно не могли выносить. Та переделка, в которую, как ниже будет описано, попал пехотный поручик, немыслима была бы в отношении К., несмотря на его постоянное рукоприкладство к еврейским физиономиям.
Поручик X. вошел однажды в еврейский магазин, помещавшийся на главной улице Кишинева, и бесстрастным голосом произнес: «перчатки». «Сию минуту», ответил приказчик, продолжая отпускать товар какому-то посетителю, пришедшему раньше. «Перчатки!», – Повторил X., возвысив голос, но не теряя еще хладнокровия. Приказчик позволил себе
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 55
