бессилии ревность. Сколько их было, этих красоток?.. Он не хотел считать. Ни одна из них не смогла затушить те метания, что жили у него внутри. А Виолетта вдохнула в него новую жизнь.
Глядя на себя и на нее, он задавался вопросом: а может ли быть так хорошо и спокойно в этой жизни?.. И когда все доставало, мог ли он, уронив на пол книгу, просто улыбнуться и от души рассмеяться, потому что был блажен тем, что у него было?.. Как будто кто-то за него полюбил ее давным-давно и передал сейчас, как бесценный подарок.
Страх исчез из его жизни. Когда ты спокоен и уже сделал что-то важное, не страшно ведь и уйти потом с улыбкой на губах. Но не тогда было ему об уходе думать, когда он уже не нервничал, не бегал по кабакам, не напивался до поросячьего визга. Однако жизнь посчитала по-другому. Приступ случился в самый неподходящий момент. Сергей долго не мог забыть обезумевшие от страха глаза тогда еще не жены, вскочившей из постели и голой бежавшей вызывать врачей, ее панику… И долгие рыдания потом, в которых она не могла простить того, что он не рассказал ей обо всем сразу.
Сергей видел в ее взгляде страх. Вечный, живущий в ней страх его потерять, когда, прижимаясь к нему по ночам, она просила только об одном. О нем самом. Она боялась лишиться его. А он гладил ее и говорил: все будет хорошо…
— Вика, а замерзли ведь розочки, да?.. — негромкий голос коснулся ее слуха.
Брошенный на стол букет из трех цветков лежал забытый и привядший от уличного холода и недостатка воды, не нужный теперь никому. Он увидел, как на ее щеках выступила влага.
Он так торопился к ней, бежал, не хотел ждать… Но куда же он спешил, если она ждала его всегда?..
«Это неизлечимо», — признался он в тот день. Остекленела вода в глазах, что хотели быть мужественными для него. Она не была создана для стойкости. Но она сказала, что не оставит его никогда.
Сережа, будь со мной всегда…
Она так мечтала о его ребенке, еще до того, как они поженились, и она смогла сказать ему об этом. Но Бог не дал им детей.
Бог… Был ли он там, где-то на небе, смотрел ли он на Сергея сейчас?.. Срывающиеся с губ слова молитвы во ушедшее время безбожников. Как великое исключение он произносил канонические слова, но большую часть своей жизни украдкой смотрел на небо…
Врачи поставили диагноз бесплодие. Эта кара была слишком тяжелой для больного сердца и для той, которая не хотела больше ничего, кроме него и его частички в своем животе.
Сомневался ли он после этого в справедливости?.. Да, сомневался. Негодовал ли он?.. Да, негодовал. Но по-прежнему верил, что есть что-то на небе, далекое и непостижимое, что дает ему улыбаться, глядя в светло-карие глаза. Вырваться и лететь. Ведь там не должно быть больно?.. Такие мысли порой пугали его, а ее пугали всегда. А сейчас он на пороге того… Может, и нет ничего там?.. И бред все, придуманный слабыми?.. Нет. Это не может быть бредом. Он знал. Откуда-то знал.
А каково было значение этого порока выздоровевшего в один прекрасный миг сердца?.. Быть может все-таки, и не было бы всего, что случилось с ним, если бы он жил чужую беззаботную, а не свою полную страданий жизнь.
— Вика… — прошептали его губы. — Я хотел сказать… Я очень хотел…
Его рука сдвинулась, трогая ее пальчики. Но он не успел произнести то, что так желал высказать в последний раз. Ребра резко поднялись и, дрогнув, упали вниз. Как пронзенные исказились мышцы всего тела. Он дернулся от длящейся судороги. И остался неподвижен.
Крик отчаяния от того, чего не может быть страшнее на Земле. Рыдая, Виолетта кинулась на его грудь, словно желая оживить, вернуть, исправить. Но она была не в силах.
Нет… Прошу тебя, нет… Вернись, не отпускай, не оставляй никогда… Но даже клятва не могла помочь.
Виолетта не способна была увидеть золотистую струю, вихрем поднявшуюся из его сердца. Не слышала она и свиста, изданного вылетевшей душой, которая стрелой взмыла в небо, освобождаясь от всего, что связывало ее на Земле. Она летела вверх!..
Он сумел затормозить где-то примерно между третьим и четвертым небом. Это, наверное, было бы именно там, если бы небо имело номера.
Сергей остановился прямо на воздухе и молниеносно огляделся по сторонам.
— Ау… — промолвил он тихо. — Я сплю?..
Сергей наклонил голову, устремляя взгляд вниз, туда, где виднелась далекая чистая планета. Его взгляд окинул собственные руки, ладони коснулись щек.
— Нет, все-таки я умер, — по объективным признакам вывел Сергей. — Хотя для мертвого я какой-то слишком живой… — он прищурил глаза, тронул нос и посмотрел на золотеющие солнцем облака. — И кто меня уверял, что нет загробной жизни?!
От радости собственной правоты, незабываемого открытия Сергей не удержался на месте и пошел бегать и прыгать, кувыркаясь в атмосфере и проверяя, насколько тут лучше, чем было на Земле. Сердце в груди мерно билось, пульс участился, не причиняя боли, он чувствовал свое тело не резко, но тонко-тонко идущими ниточками, подконтрольными его разуму.
С третьего оборота вокруг себя Сергей вдруг ощутил, что к нему весьма неожиданно прибавилось что-то новенькое.
— О Боже, — проговорил он. — Это мое?.. — до скрипа вывернул лопатки и скосил глаза за спину. Там были два белоснежных пернатых крыла. — Да я что, еще и ангел?.. Круто!..
В неописуемом восторге он стал размахивать собственными, настоящими проклюнувшимися крыльями. Взмах!.. И он взмыл еще выше, вылетая из-под покрова облаков. Воля!.. Таким свободным он не помнил себя никогда.
Вырвавшаяся из умершего тела душа полностью потеряла память. Сейчас Сергей не думал ни о чем, что с ним случилось ни на Земле, ни в раю, ни тем более в аду. Не знал он, кем был, чтобы опять стать ангелом, и что в этот момент, убитая горем, там внизу вопит и ломает пальцы та, которая ему была дороже всех сокровищ мира. Которую он вызволил из ада, и которая была половинкой его самого.
Но и Виолетта потеряла его взгляд, звук его голоса… Сквозь искажающие кристаллы слез она смотрела на закрывшиеся навеки глаза, опавшие мышцы лица и бездыханную больную грудь, в которой только что еще билось последними нескладными ударами его единственное для нее сердце. Ее руки все еще держали его запястье, и не помнила она, как и не помнил
