— Слушай, а кто же тогда остается? Никого ведь!
— Да знаешь вот, есть кое-кто. А ты пока сюда не вписываешься, извини.
— Я не поджигатель.
— Ну да, это единственное, что ты «не». В общем, не встречаюсь я с уголовниками, понимаешь? И мне не надо, чтобы у меня мужика в разборке убили. Хочешь со мной встречаться?
— Хочу.
— Тогда решай. Завяжешь — посмотрим, может, и соглашусь.
Я подумал.
— Нет, это уж перебор будет…
— Ну, спасибо!
— Нет, я для тебя все сделаю, ты же знаешь, просто…
И тут бац — Рики приперся с подносом.
— Ну, как вы тут?
При нем уже нельзя было. Хотя я и сам не понял, хотел я дальше договаривать или нет. Ладно, в любом случае он напряжение снял. Норин пошла вымыть тарелку и все прочее. Я сидел и смотрел на ее попу. Потом она сделала мне ручкой и пошла в ванную. Под душ, наверно. Наверно, лифчик сняла.
— Нет, Рики, сестренка у тебя, конечно, что надо.
Он засмеялся:
— А то ж!
Он налил нам рома с колой. Я отпил, чувствую: тепло пошло. Потом понемногу оклемался. (Мне показалось, я после этого разговора час в трансе просидел.) Вспомнил, зачем пришел.
— Ты тех троих больше не видел?
— Тех, что Винни убили?
— Ну да.
Рики взял стакан, отпил, подумал. Потом еще отпил.
— Ники, еще раз говорю: они крутые. Если ты и дальше будешь, они тебя убьют…
Я пил ром и ждал.
— Лучше брось это все, съезди куда-нибудь. Ты мне друг, хочешь, я тебе через Норин дешевый билет устрою, отсидишься где-нибудь…
— Видел ты их? Может, не в доме, а вообще в районе?
— Одного видели в Сикамор-корт… Я не хочу, чтоб они и тебя порезали, понимаешь?
— Спасибо.
— Да не за что… Я вот, знаешь, что думаю: они ведь, если узнают, что я тебе сказал, они ведь могут и сюда прийти…
— Не бойся, не узнают.
— Неизвестно. Если они уже видели, как ты сюда шел…
Мы пили теплый ром, уже без колы. Потрепались, видак посмотрели, музыку послушали. Потом думаю, пора идти.
— Знаешь, я, пожалуй, пока тут у вас не буду светиться.
— Спасибо. Ты же меня знаешь: я не о себе, у меня родители.
Я его обнял, типа как благодарность. Не видел даже, как Норин уходила. Правда, потом год еще представлял, как она в душе моется. Потом пошел к Шантель. Паршивое, кстати, получилось мероприятие.
Копы на этаже уже не дежурили, никого видно не было. Спустился, постучал. Мне повезло, что она была дома, но дальше пошло хуже: открывает она дверь, смотрю: вся обколотая. Язык заплетается, ноги заплетаются, глаза вытаращены, зрачки в полглаза.
— Ой, Ники, здоро́во.
— Привет.
— Кофе будешь?
— Нет, спасибо. Ты как сама-то? Нормально?
— Нормально.
А у самой изо рта по подбородку течет.
С героинщиками лучше всего разговаривать либо когда им уколоться надо, либо когда они уже обкололись до полного пофигизма. Шантель все уже было глубоко фиолетово.
— Ты куда теперь к нему ходишь?
— К кому? Ты о чем?
Под героином все врут.
— Ты у Окемы берешь?
Она аж подскочила:
— Ты откуда знаешь?
— Ты сама в прошлый раз сказала, что у африканца берешь. Он до сих пор тут толкает?
— Может быть.
Завалилась на спинку дивана, юбка задралась до пупа. Вижу, сейчас отрубится.
— Может…
— Где у него точка теперь? Если он отсюда съехал, у него еще где-то должно быть место… или он приезжает-уезжает?
— Место должно быть…
Черт, мне даже жалко стало копов, что они все время с такими общаются.
— Где? Где точка у него?
— У кого?
— У Окемы! Есть у него точка на Сикамор?
— Сикамор? — Она малость просветлела. — А ты откуда узнал? Да, на Сикамор…
Она отрубилась на минуту, потом очнулась.
— Ты за герой к нему? Он сюда каждый день ходит.
Значит, это она так думала, что он живет на Сикамор, а что на самом деле, неизвестно. Он не хотел, чтобы она к нему шлялась, и приносил ей на дом.
Тут она захрапела и отрубилась намертво.
Дальше по программе была Келли.
Вышел, закрыл дверь, спустился и прошел через подземный гараж. Никого не видел. Светиться было нельзя: не хватало только, чтобы из-за меня еще и Рики убили. Да и самому, в общем-то, помирать пока не хотелось. Прошел в обход дома и дальше по Хэйзел-уэй. Потом сзади быстро в Сикамор, пока никто не видел. Бегом по лестнице, сердце колотится. Постучал к Келли.
Тишина. Опять постучал. Вечером в такое время она должна быть дома обязательно. Стучу. Не так, как копы колотят, а просто.
Подошла поглядела в глазок.
— Кто там?
— Сдурела, что ли? Я, кто еще?
— Его нет.
Пардоньте. Кого это его? Стареем, конечно, голова не та уже, но кого его-то?
— Чего?
— Нет его, говорю.
— Блин, ясное дело, нет, если я тут стою! Хорош, впусти уже, поговорить надо.
— Ты тупой, что ли? Нет его дома! Вали давай, а то…
— Чего-о-о?!
Тут дверь резко открывается. На пороге какой-то жлоб, черный, аж блестит. И здоровый, как шкаф. Ткнул в меня пальцем. Я моментально сник.
— Ты че, не понял?
— Понял, понял. Его нет. Прости, что побеспокоил. Я тогда попозже зайду.
— Ну зайди, попробуй.
Бл-л-лин!
Это Окема. Не иначе. Тут второго такого злобаря нет. По крайней мере, второго черного, да еще на той же Сикамор…
Короче, выбор был такой: либо я его сейчас в окно выкидываю за то, что он спит с Келли, да еще и при ребенке, либо иду на выход.
Где выход, я уже знал.
Вот ведь ё-моё. Теперь все понятно. По крайней мере, понятно, почему в прошлый раз Келли была такая странная. Рики, конечно, ничего не знал, иначе он бы меня сюда не послал. Но были вопросы: например, был там героин в прошлый раз? Знают копы, что Окема тут ошивается?
И еще Балабол. Что-то мне не нравилось в том, что он сказал.
Келли и Окема. Сдуреть можно.
Вэндсворт
