воды и наклоняясь, чтобы осмотреть порез, проходящий прямо через бровь Коула.
— Его мать — гребаная проститутка. Продает себя за деньги или наркотики, не знаю. Ее клиенты — куски дерьма.
Я сделала паузу. Я впервые об этом слышу. Коул мало что рассказывал мне о своей семье, но я полагала, что они много работают, поэтому и не возражала против того, чтобы он проводил с нами много времени на протяжении многих лет.
— Что?
Дженсен покачал головой.
— Коул может объяснить, но он, вероятно, вклинился между несколькими клиентами своей мамы. Ублюдки.
Я согласна с Дженсеном. Я сую ему в руки кувшин и беру другое полотенце, аккуратно отталкивая сына с дороги. Вытирая излишки воды, я вижу, что кровь замедлилась. Рана все еще достаточно глубокая. Пока отек не спадет, я могу использовать несколько повязок.
Рука Коула обхватывает мою талию, его кулак сжимается, когда он притягивает меня ближе за рубашку.
— Я…
— Ш-ш-ш. Перестань пытаться говорить. Я провожу мягким пальцем по его челюсти, а затем поворачиваюсь к Дженсену.
— Помоги мне снять с него рубашку. Если его били кастетами, то велика вероятность, что что-то сломано или кровоточит.
Сын кивает, протягивая мне ножницы из аптечки. Я слегка улыбаюсь. Я не думала о том, чтобы разрезать ее.
Дженсен смеется. Я приподнимаю бровь и начинаю разрезать тонкую футболку. Я резко вдыхаю, когда вижу синяки, уже образовавшиеся на его ребрах и животе. Дженсен наклоняется и ругается.
— Мы должны взять ее на всякий случай, бормочу я.
Глава 15
Оливия
Медсестры и врачи окружают нас, как только мы оказываемся в отделении скорой помощи, и увозят его в дальнюю палату, не позволяя нам следовать за ними. Дженсен наблюдает за этим, заложив руки за голову, его тело напряжено.
Я опускаюсь на стул и благодарю за толстовки, которые остались в грузовике Дженсена и скрываю кровь на нас обоих. Через несколько минут мой сын садится рядом со мной.
— Знаешь, что самое хреновое? шепчет он.
— Что? Я поворачиваюсь к нему лицом.
Он тихонько смеется.
— Одной из моих первых мыслей было то, что, если бы вы поженились, тебе бы разрешили пойти с ним. Но я все еще пытаюсь принять то, что вы сделали.
Я протягиваю руку, чтобы он взял ее. Он берет, и я прислоняюсь к его плечу.
— Иногда такие вещи просто происходят. Они не должны иметь смысла, особенно в таких ситуациях, как эта, когда кто-то, кого мы любим, пострадал.
Сжав его пальцы, я облизываю пересохшие губы.
— Хочешь узнать мою первую мысль?
— Да.
— Как хорошо, что врачи активно пытались помочь ему, а не сразу отправили в морг.
Дженсен напрягается.
— Господи, мама.
— Прости, извиняюсь я, забыв о том, как он еще молод. Возможно, он едва помнит дни после смерти отца. Большая часть этого времени проходила как в тумане, но несколько случаев не выходят у меня из головы. Они постоянно воспроизводятся, или же у меня внезапно вспыхивают воспоминания, когда я думаю о них.
После часа отсутствия новостей Дженсен опускается в кресло и играет на своем телефоне. Я отправляюсь в холл, чтобы купить что-нибудь выпить. Когда я прохожу мимо стойки администратора, я прочищаю горло, чтобы привлечь ее внимание.
Она улыбается.
— У нас по-прежнему нет никаких новостей.
— О. Я так и думала. Эм… это прозвучит странно. У вас есть в продаже тесты на беременность?
Женщина медленно моргает.
— Тесты на беременность. Э-э-э. Нет.
Я отмахиваюсь от нее, это было мое собственное странное беспокойство. Я сомневалась, что вообще беременна, но в груди у меня было ноющее чувство. Я хотела получить хоть небольшое облегчение от доказательства того, что это не так. Взяв бутылку из автомата, который, к счастью, принимал карты, я вернулась к Дженсену.
— Я сообщил тренеру, что Коул, вероятно, не приедет в течение нескольких дней или даже больше, сказал он, убрав телефон в карман и положив голову на руки.
У меня сердце болит от того, что они оказались в такой ситуации.
— Что случилось, Дженсен? Я не знала, что в его семье, все настолько плохо.
— Вот почему я всегда пытался уговорить его переехать к нам. Его дом — это помойка, и его мама даже не признает его существования. Ему приходится запирать свою комнату, чтобы не пускать их. Он вздыхает, разминая шею.
— Почему никто из вас не рассказал мне? Я бы настояла на его переезде.
Дженсен хмурится.
— Коул был убежден, что его мама найдет способ засудить тебя за похищение или что-то в этом роде. Он хотел подождать, пока ему не исполнится 18.
— Я не думаю, что ему стоит возвращаться домой, — говорю я мягко, с более чем материнской заботой, подталкивающей к требованию.
— Я знаю. От его пораженческой позиции у меня сводит живот.
Я протягиваю руку и кладу ее на его плечо.
— Он может остаться в гостевой комнате, и, между нами, больше ничего не будет. Я обещаю.
Дженсен отдергивает руку, и я стараюсь не обижаться.
— Это не имеет значения, если бы ты так поступила. Это уже произошло, так какой в этом смысл?
— Из уважения к тебе…
Он усмехается. — Если бы ты уважала меня, то не делала бы этого.
— Следи за своим тоном, Дженсен. Я совершила ошибку, но я все еще твоя мать.
Его ноздри надуваются, но он бормочет извинения, прежде чем повернуться ко мне лицом.
— Но разве это ошибка? Если бы я не застал вас в ту ночь, ты бы продолжала встречаться с ним. Не так ли?
Он не ошибся. Я перестала считать Коула ошибкой, как только согласилась на свидание. Единственное, о чем я жалею, — это о том, что причинила боль своему сыну. Мы оба знали, что рискуем нашими отношениями с Дженсеном, если нас когда-нибудь поймают, но это не отворачивало нас друг от друга.
Дженсен ясно видит смятение на моем лице, когда он кивает и отворачивается, чтобы посмотреть на дверь, за которой находится Коул. Наверное, можно было бы еще что-то сказать, но, похоже, на сегодня мы зашли в тупик.
Проходит еще час, прежде чем к нам выходит врач. Я быстро встаю, а Дженсен задерживается позади меня.
— Ребра ушиблены, но не сломаны. Мы залатали разорванную кожу на лбу, но у него признаки сотрясения мозга. Мы не подозреваем никаких признаков внутреннего кровотечения, но на всякий случай сделали УЗИ.
Облегчение разливается по моему телу, и я шумно выдыхаю.
— Мы можем его увидеть?
— Мы ждем снимков, после чего он будет