же не хочешь сказать, что…
– Все, что куплено на мои деньги, принадлежит мне. Если я не сумею их вернуть, устрою собственную распродажу. – Филипп любезно улыбнулся родственнику.
Закипая от злости, Хью вскочил со стула, нахлобучил шляпу и рявкнул:
– Ты всегда меня ненавидел! Я просто защищал доброе имя нашей семьи, а теперь ты хочешь моей погибели. Ты не в себе!
– Возможно, – спокойным тоном ответил Филипп, сопровождая свои слова наклоном головы. – Однако я вернулся, и теперь все будет по-моему. Кстати, тебе следует знать, что моя главная задача – расследовать обстоятельства смерти моего старшего брата самым тщательным образом.
Хью замер и медленно обратил свой взгляд на Филиппа:
– Что? Ведь Малькольм умер от сердечного приступа.
– Так говорят! – отрезал Филипп.
– Как это понимать? Ведь таково заключение доктора Бригема.
– Понимай как хочешь.
Темные глаза Хью сверкнули. Развернувшись на каблуках, он выскочил из гостиной, и уже в следующий момент дверь смежного кабинета распахнулась и появились Беллингем и Клейтон.
– Ты отлично справился, – заметил виконт.
– И, кажется, мы узнали кое-что интересное, – подхватил маркиз. – Насчет Уайнинга.
– Я тоже об этом подумал, – ответил Филипп, опираясь на спинку стула.
– Скажи-ка мне… У твоей семьи были связи с лордом Уайнингом в прошлом? Есть у него какие-нибудь причины тебя ненавидеть? – спросил Белл.
– Ничего такого, о чем бы я знал, – пожал плечами Филипп. – Но могу предположить, что между ним и Малькольмом вышла ссора.
– Клейтон, что-нибудь слышно об этом в парламенте? – обратился Белл к виконту.
Скривившись, тот потер подбородок:
– Хм. Ничего не приходит в голову. Уайнинг не пользуется авторитетом в парламенте. Все больше на подпевках у тори. Из той же компании, что и сэр Реджинальд Фрэнсис. Мне он всегда казался полным болваном.
– Сэр Реджинальд? Этот хвастун? – Белл закатил глаза.
– Одна шайка, – сказал Клейтон. – Скажи-ка, Харлоу: тебе не показалось, что у кузена был виноватый вид? Вот ты с ним поговорил. Как думаешь, не сыграл ли он роль в смерти Малькольма?
Филипп покачал головой:
– За эти несколько минут я ничего не понял. Он действительно здорово удивился, когда я сказал, что намерен расследовать смерть Малькольма. Новость, что брат убит, была для него явно неожиданной.
– Может, удивился, а может – испугался, если имеет к этому отношение, – заметил Белл.
В дверь резко постучали, и в гостиную поспешно вошел Хамболт с серебряным подносом в руках, на котором лежал сложенный листок веленевой бумаги.
– Простите, милорды, что врываюсь, – начал дворецкий, – но мне было приказано вручить это письмо герцогу лично в руки – и как можно скорее. Это из дома сэра Роджера Пейтона.
Филипп буквально схватил листок с подноса, торопливо сломал печать, развернул и пробежал глазами краткое сообщение. Потом, отослав дворецкого, обернулся к друзьям и возвестил:
– Это от Софи. И вот что она пишет: «Хью только что был у нас и отказался признать, что лишился титула. Он сказал отцу и Валентине, что дело не закончено, и просил дать ему несколько дней. Я боюсь, что вам грозит опасность».
Глава 12
Софи не следовало появляться сегодня на балу у Ковингтонов. Она хоть и сказала Валентине, что ей безразлично, что все кругом только и говорят, что про ее помолвку, но стоило войти в зал, как громкие шепотки под прикрытием ладоней или вееров сделались оглушительной какофонией. Множество глаз следили за каждым ее шагом, но стоило ей на кого-нибудь посмотреть – как взгляд поспешно отводили. Это начинало раздражать. И если раньше для нее бал был отличным местом, чтобы посмеяться, то сегодня она сама исполняла роль посмешища.
На ней было голубое платье с нижними юбками из тафты, к которому она надела жемчужный гарнитур: ожерелье и серьги, что оставила ей в наследство мать. Это было то немногое, до чего не добрались цепкие лапки Валентины.
Софи надеялась, что хоть кто-нибудь наберется наконец смелости, чтобы подойти и прямо спросить, считает ли она себя невестой герцога Харлоу – теперь, когда все шло к тому, что он лишится титула: она по крайней мере похвалила бы смельчака, но все вокруг шарахались от нее как от чумной.
Днем после отъезда Хью Софи была вызвана в кабинет для беседы. Отец и мачеха усадили ее и принялись объяснять, что обдумывают варианты касательно ее замужества, что не хотят принимать поспешных решений – что бы это ни значило. Софи было ошеломлена. Почему, бога ради, они не разорвали помолвку сразу? Она не понимала, но спросить не решалась. Ей не нравился честолюбивый блеск в глазах мачехи. Софи предпочла удалиться в свою спальню, где поспешно написала письмо Филиппу и отправила доставить его одного из лакеев, чтобы его предостеречь. Явно что-то затевалось! Она не знала, как отнесется к ее сообщению Филипп; оставалось лишь надеяться, что сумеет обеспечить свою безопасность.
И вот Софи стояла в бальном зале у Ковингтонов, пила теплый лимонад и гадала, долго ли придется тут торчать, чтобы замолкли сплетники, утверждавшие, будто она струсит и сбежит, когда рядом с ней выросла высокая тень.
Она подняла глаза и увидела Филиппа в превосходно сшитом вечернем черном фраке с ослепительной белизны сорочкой, искусно повязанным шейным платком и прошитым серебром белым жилетом. Начищенные до блеска черные туфли завершали туалет. Он казался сошедшим с небес богом. От него пахло сандалом и – немного – мылом; от знакомого аромата у нее слабели ноги.
– Не желаете ли потанцевать? – спросил он исключительно любезным тоном.
Все эти годы она воскрешала в памяти его голос, а сейчас удивленно посмотрела на его обладателя.
На миг ей показалось, что время остановилось: что не было этих трех лет, не случилось того ужаса, что случился. Они были влюблены друг в друга и собирались танцевать, как когда-то. Однако теперь все было по-другому. И Филиппу, вероятно, не стоило сегодня сюда приезжать. Возможно, его жизнь в опасности.
– Вы полагаете, это разумно? – сумела она наконец ответить в надежде, что ее голос звучит достаточно беззаботно.
Филипп усмехнулся:
– С каких это пор для танцев нужен ум? Будь оно так, зал бы наполовину опустел.
Софи невольно улыбнулась. Он прав. Она надеялась, что у кого-нибудь все-таки хватит смелости с ней заговорить, но никак не ожидала, что это окажется Филипп. Кроме того, ей было ужасно любопытно, что он ей скажет во время танца: они вроде бы уже сказали друг другу все, что хотели.
– Наших сплетников хватит удар, если увидят, что мы танцуем, – усмехнулась Софи.
Филипп пожал плечами:
– Они и так на грани истерики. Давайте кинем им новую кость!
Его улыбка
