Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 68
— Ну, не совсем… — Генка решил, что объяснять разницу между старшим менеджером и бухгалтером будет лишним. — Спасибо, Федосья Ивановна. Такое молоко, прямо упился.
— А ты еще пей. Мяса-то нет, зато молока хватает. Козье-то — оно, говорят, еще полезнее коровьего.
— Особо для мужиков, — проскрипел дед Жора. Ему тоже хотелось участвовать в беседе. На печи было жарко и скучно, а поучить свежего человека — святое дело! — Не будешь пить, жена не полюбит. И не заманишь такого вот колобка в клетку…
— Не болтай! Рано ему еще про это думать! — Федосья Ивановна нахмурилась, но Генка заметил, что сердитость ее больше напускная. Судя по всему, шуточки старика здесь были делом привычным — и тонус поднимали не хуже бразильского кофе.
— Еще кружечку?
— Не-е, Федосья Ивановна, больше не лезет…
— А ты меня лучше бабой Феней зови. Или просто бабушкой.
— Годится! — Генка кивнул. — А Георгия Кузьмича буду дедом звать.
— Меня никуда звать не надоть. Мне и здесь хорошо, — немедленно прошамкал дед Жора.
— Это верно. Один раз недавно позвали — и вон какой вернулся, — кивнула бабушка Феня.
— А куда звали?
— На рыбалку, конечно. Они ведь у нас только это и умеют, добытчики!
Всклокоченная головенка вновь поднялась над печкой.
— Она ж, Генка, ни в жизнь не признает, а я, между прочим, в тутошних местах наипервейший рыбак! Из любой лужи пескарей с гольянами надергаю.
— А толку? — бабушка Феня даже руками всплеснула. — В доме шаром покати, одной ухой, считай, и питаемся.
— Во-во! Без ухи-то моей давно б отощала.
— Без ухи твоей мы давно бы уехали. Как все нормальные люди, — бабушка Феня обернулась к внуку. — Мне еще мать покойная говорила: кто рыбалит да удит, у того ничего не будет. Ругала, что за непутевого иду.
— Чего ж не послушались?
— Так глупая была, ветер в голове. А он тоже, липун хитрый, — на зорьку как-то уговорил. С удочками посидеть, с костерком да картошечкой. Вот за костерком-то и проморгала свое счастье.
— Ишо незвестно! — немедленно встрял дед Жора. — Вышла б за Митьку — и была бы теперь вдовой.
Бабушка Феня пригорюнилась:
— Это верно. Митька-то, его дружок, поумнее был, поинтереснее. Высокий, обходительный. Я ведь на него все больше смотрела, а этот суслик меж нами прыгал. Вот Митька и уехал в город. Там отучился, офицером стал. Всего разок и приезжал погонами похвастаться. Фотографию вон оставил.
Проследив за ее взглядом, Генка рассмотрел на черной, висящей на стене доске целую серию аккуратно приклеенных фотографий. Где-то там, среди желтоватых, полувыцветших лиц, видимо, и хранилось фото бабушкиного ухажера…
— А что потом?
— Потом война с Китаем приключилась. Митя горел, вернулся слепым, с ожогами.
— Прожевали и выплюнули нашего Митьку! — проворчал дед. — И пенсию грошовую дали.
— А почему не лечили?
— Потому что так дешевше! — фыркнул дед. На этот раз он уже не шутил, злился. — Кому мы, Генка, нужны-то? Мы ж для них — пушешное мясо!
Он так и сказал «пушешное», но Генка не улыбнулся.
— Вот и ссылають всех по домам — помирать да доживать свой век, — продолжал дед. — Деревням-то давно каюк, — вот нас всех в кучу и сгребают. Все равно как мусор в уголок. Митьку с Пашкой, стариков Юзовых…
— А сейчас что с ним? — не удержался и перебил его Генка. — С Митей вашим?
— Успокоился наш Митенька, — вздохнула бабушка Феня. — Всего годика два и протянул… Слышь, Жора, надо бы могилку его подновить. Совсем опростилась.
— Надоть-то надоть, только куда я с такой спиной? Это Митьке там хорошо да покойно, отмучился ужо, а нам еще терпеть да маяться.
— Чего болтаешь, старый? У внучка аппетит пропал, — бабушка Феня улыбнулась Генке. — Ты нас не слушай, Ген! Мы же старые, с кем тут еще поговорить? Вот и трещим без умолку. А ты отдыхай с дороги. Кровать я тебе новым застелю. Меду надо попросить у Пашки. Это пасечник наш тутошний.
— Пасечник… — проскрипел дед. — Куркуль он, а не пасечник.
— Ладно тебе! Торгует человек медом, что в том плохого?
— Как рыбой делиться, так он тут как тут. А как медом по-соседски угостить — не допросишься.
— Не очень-то мы и просили, — возразила бабушка Феня.
— И не будем! У нас ишо совесть-то не повывелась. Проживем как-нибудь без меда евоного… — дед Жора вздохнул. — Сахар — он тоже сладкий. Не хуже меда.
— Будто у нас сахар есть! Хлеб, между прочим, тоже кончился.
— Так у меня же хлеба навалом! Еще полбуханки! — обрадовался Генка. — И в магазин я могу сбегать. Только скажите куда. Сейчас прямо и слетаю…
* * *
Промтоварную лавку, больше похожую на перекрашенный в желтый цвет автобус, Генка нашел быстро. Не таким уж сложным мегаполисом оказалась здешняя Соболевка. Шесть-семь улиц, три-четыре десятка дворов, все прочее — в сплошных зарослях и запустении. На взгорке отлично просматривалась громада МТС, где-то левее скрывался пруд, а далее петляла речка Ляма — здешний приток Кумарьи.
А еще в деревне имелась своя водонапорная башня, давно заколоченная и проржавевшая. На холме, с которого и брали начало соболевские улочки, пряталась под шапками берез и рябины массивная крыша совхозной конторы. Именно здесь подразумевался исторический центр Соболевки, и спозаранку сонные сельчане, должно быть, сходились сюда, присаживаясь на бревна, придумывая темы для бесед, закуривая свои первые папиросы. Потом, наверное, выходил председатель и начинал крикливо раздавать наряды. Одним — на пилораму, другим — на лесосеку, третьим — в подсобные хозяйства. По словам бабушки Фени, сюда и студенты не раз приезжали: расселялись по избам и семьям, вплетались в общее неспешное коловращение. Словом, все было в Соболевке, кроме соболей. Этих славных зверушек извели еще до советской власти. Но уж потом-то понастроили самого разного — и свою маленькую столовую, и общежитие для приезжих, и здание почты, и даже собственный клуб! По будням в клубе крутили привозные фильмы, в выходные устраивали танцы для молодежи. Но с клубом все-таки перемудрили: строили капитально, из каменных добротных блоков, а потому просчитались. Крепкий и осанистый домик сгинул раньше прочих построек. В первый же год государственной междоусобицы гордость Соболевки попросту разобрали находчивые селяне. И ведь стыдно было! — ломали по ночам, украдкой, без лишнего шума развозили по дворам, спешили укрыть рогожей.
— А я, Ген, заметь, ни камушка не тронул! — горделиво сообщил дед Жора.
— Камушка, может, не тронул, а стекла из рам вынимал.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 68
