Мао принял твердое решение не покидать Шанлин и жить рядом с женщиной, которую хотел бы вернуть. Мужем ей стать не смог, может, удастся стать младшим братом? Ей не суждено быть его женой, так можно же считать ее старшей сестрой? Ведь они с детства росли вместе, как брат и сестра. К тому же он из кадрового работника превратился в крестьянина, стыдно возвращаться в родной край. Цинь Гуйе не станет презирать его, она – его опора. Раз она живет в Шанлине, то и он останется тут, живым или мертвым.
Я присутствовал на том собрании, где Папаша Упрямец, староста Мэн и мой отец решали, останется ли в Шанлине Лань Мао. Я был ответственным за то, чтобы подливать собравшимся воду.
Мой отец сказал: Лань Мао окончил среднюю школу, он более образованный, чем я. Я бросил учебу в первом классе средней школы. У меня астма, и когда случается приступ, приходится идти в больницу и лежать там, занятия в такие дни не могу проводить. Тогда давайте оставим его учителем на замену, как вы полагаете?
Староста ответил: Оставить-то его можно, но это должна решить народная коммуна, иначе у него не будет зарплаты. В деревне нет денег на это.
Папаша Упрямец сказал: Тогда давайте считать трудоединицы, а зарплату будем платить продовольствием!
Трое взрослых неожиданно пришли к согласию в вопросе, оставлять ли Лань Мао. Не дожидаясь официального оглашения решения, я из сельсовета прилетел в школу и сказал отчаявшемуся Лань Мао:
Вы будете моим учителем!
Лань Мао учил меня с четвертого по пятый класс. Его уроки были лучше отцовских, все-таки он учился в школе на два года дольше. А может быть, он знал, что поставить его учителем на замену было идеей моего отца, поэтому он с особым усердием учил меня – в качестве благодарности.
Я оказался прав: учитель Лань Мао был в школе. Я издалека увидел, что он стоит на лестнице, приставленной к баскетбольной стойке, и прибивает баскетбольный щит. Щит полностью преобразился, можно было даже почувствовать запах краски. Я не стал подходить близко, чтобы случайно никого не напугать, и смотрел на его спину, маячившую высоко вверху, он был словно альпинист на отвесной скале.
Наконец учитель Лань Мао закончил свою работу и спустился с лестницы. Он повернулся и увидел меня. Только тогда я подошел к нему. Он был все таким же худощавым, только седых волос прибавилось, как у белоголового лангура.
Он улыбнулся мне: Вернулся!
Я ответил: Вернулся!
Он оглядел меня с ног до головы: А ты стал выше.
Я сказал, глядя на баскетбольную стойку с новым щитом: Эта стойка была здесь еще до того, как я пошел в начальную школу, ей более десяти лет.
Он низко опустил голову и произнес, глядя на землю: Недавно отсюда упал один ученик.
Я слышал, отец рассказал.
Если бы я был в школе в тот день, ничего не произошло бы.
Я сказал: Это не ваша вина.
Ученик, получивший травму, – Вэй Чжункуань, проговорил он серьезным тоном, как бы подчеркивая исключительность этого ученика.
Вэй Чжункуаня уже выписали из больницы. Дети быстро выздоравливают.
Тогда было воскресенье, я поехал в областное почтовое отделение, чтобы выписать газеты на полгода. На полпути домой встретил тех, кто отвозил травмированного Вэй Чжункуаня в больницу. Я поехал вместе с ними. А когда его перевозили в уездную больницу, уже не стал сопровождать.
Почему не стали?
Мне не позволили.
Почему не позволили?
Его отец был против, и мама тоже.
Почему?
Он покачал головой: В последние дни я постоянно об этом думаю. Когда с учеником в школе что-то случается, то я как классный руководитель за это несу ответственность, к тому же беда произошла с Вэй Чжункуанем. Ты же знаешь мои сложные отношения с его отцом и матерью.
Я вдруг выпалил: А какая у вас группа крови?
Я не знаю, никогда не сдавал анализы, ответил он, а потом опешил: А почему ты спрашиваешь?
Я осознал, что проговорился, и ответил: Да так, просто к слову.
Он был человеком неглупым и почувствовал, что я что-то знаю и скрываю: Я ведь был твоим учителем, пожалуйста, скажи мне.
Мне пришлось сказать: Вэй Чжункуань, возможно, не родной сын Вэй Цзяцая, они делали анализ крови.
Он застыл, как лестница, которую придерживал: Но… Но мы с Цинь Гуйе чисты! У меня с ней никогда не было ничего, ну… отношений мужчины и женщины, ни одного раза.
Ну и хорошо, ответил я, но вы все-таки должны быть осторожны, морально подготовьтесь.
К чему подготовиться?
Не знаю, сказал я и сделал шаг, чтобы забрать лестницу и унести ее.
Он придержал ее, не позволяя мне взвалить ее на плечи: Ты не можешь сказать «я не знаю» и уйти.
Просто остерегайтесь Вэй Цзяцая, возможно, он будет скандалить.
Он вдруг улыбнулся и произнес: Я не боюсь, что он учинит скандал. Чего тут скандалить? Скандалить из-за того, что я – биологический отец Вэй Чжункуаня? Если Вэй Цзяцай не знает, кто его родной отец, то разве Цинь Гуйе не в курсе? У меня с ней никогда не было интимных отношений, как я могу быть родным отцом Вэй Чжункуаня?
Я вам верю, учитель Лань.
Он наконец выпустил лестницу и позволил мне забрать ее.
Когда я вернулся из школы, отца дома не было, мама сказала, что его увел Папаша Упрямец и что они пошли домой к Вэй Цзяцаю. Тот опять избил жену.
Дом Вэй Цзяцая находился на западе деревни, довольно далеко. Когда я пришел туда, уже не застал шумную сцену. Все сидели в гостиной, разделившись на две группы. С одной стороны – Вэй Цзяцай и его родители, а с другой – Папаша Упрямец, староста Мэн и мой отец. Цинь Гуйе я не увидел, скорее всего, она пряталась во внутренней комнате, потому что я слышал оттуда женский стон. Должно быть, ее сильно избили.
Мое появление не прервало процесс мирного урегулирования, в этот момент Вэй Цзяцай продолжал говорить: Даже если забить Цинь Гуйе до смерти, она не признает, что отец Вэй Чжункуаня – Лань Мао, и это точно подтверждение, что у них что-то было, точно что-то было. Когда Цинь Гуйе досталась мне, Лань Мао отказался уехать. За эти десять лет они наверняка встречались украдкой, не думайте, что я не в курсе. Сколько лет я проходил рогоносцем, да, я был идиотом, которому наставили рога, одиннадцать лет растил сына, который оказался мне не родным, и после такого-то я не должен ее
